Пятицарствие Авесты
Шрифт:
воздух был насыщен её незримым присутствием, когда
радовал даже твёрдый наст в лесу, куда они ходили собирать
чагу со стволов берёз. Её заваривали потом в ведре,
вскипятив для этого воду на костре, и пили черпаками из
бересты, сняв её кусок со ствола берёзы, затем сложив
«кульком» и защемив расщеплённой веткой, чему их научил
Виктор.
Они успели сделать работу в срок, снимая оборудование с
трубопровода утром двадцать девятого
вдруг пошёл дояедь, означавший окончательный приход
весны; а к полудню прилетел МИ-6, вертолёт, забравший
одним рейсом всех желающих вылететь домой на весенние
праздники; и Вольдемар Иванович неизвестно какими
путями раздобыл ящик водки, которую они пили,
расположившись вокруг открытого и ограждённого люка
машины, использовавшейся до этого для перевозки грузов
всё той же «подвеской».
Дружеские, доверительные отношения Виктора с Ка-
утцем оборвались самым неожиданным и непонятным
вначале для него образом; поводом к этому послужило
225
невыполненное задание, к которому он как бригадир колонны
не имел прямого отношения; впрочем, задание было
поручено другому, но, оказавшись в тот момент в том месте,
он был ошеломлён грубостью, с какой отнёсся к нему
главный инженер. Ещё в детстве он пугался грубого к себе
отношения, а позднее, повзрослев, приходил в
неконтролируемое состояние, пережив первоначальное
остолбенение в подобной ситуации. Каутц должен был знать
об этой черте его характера, но, очевидно, не захотел с этим
считаться; ошеломлённый потоком этой ярости, он молча
повернулся, сел в машину и уехал с места события, где
Виктор, дрожа от возбуждения, долго не мог прийти в себя.
Потом они не здоровались и почти не разговаривали друг с
другом, избегая даже редких деловых контактов, а затем Вера
ушла из дома и Виктор должен был уволиться и перейти на
другую работу. Уже гораздо позднее он понял, в чём была
причина этой ссоры, когда узнал, что Вера ушла к нему.
Каутц переехал потом в Москву, где работал каким-то
заместителем начальника главка, а года через три после этого
был застрелен в подъезде своего дома в начале перестройки,
пережив два инфаркта, надсадив сердце нагрузками, какие
оно было не способно выдержать, потому что и эти
последние годы жизни зачастую находился на трассах,
курируя стройки и находясь в тех же стрессовых условиях,
будучи психологически слабым для них. По мнению многих,
его знавших, лучшим вариантом в его судьбе была бы
должность прораба
управления, но и в этом случае оставался шанс окончить
жизнь от запоя, чему благоприятствовало и то
обстоятельство, что его жена разделяла с ним пристрастие к
алкоголю, от чего и умерла спустя некоторое время после его
похорон. Виктор знал о судьбе их сына, жившего после
смерти родителей в одном из подмосковных городов и в
компании с каким-то своим родственником, приехавшим из
Киргизии, занявшегося торговлей наркотиками. Бизнес
226
процветал недолго: всё подобное подконтрольно серьёзным
структурам и их просто сдали следственным органам, причем
поделыцику сына Каутца удалось скрыться, а тот загремел в
колонию на длительный срок, где заболел туберкулёзом.
Кроме того, выяснилось, что ещё ранее он уже был болен
СПИДом и гепатитом.
Виктор думал о том, сколь нелепа судьба этой семьи, и
Евгений, словно слыша его мысли, подтвердил их.
— Да... Досадно, когда думаешь, как всё у них
сложилось. Ты помнишь Удалова, что работал с нами тогда?
Так вот, он привёз гроб с телом своего племянника — он ведь
свояк Каутцу — и похоронил рядом с отцом и матерью.
Больше у них никого не было. Теперь вся их семья вместе.
Все трое — рядом.
— Жаль. Чисто по-человечески их жаль. Несуразно...
Несуразная судьба вопреки всем стремлениям. Он уж во
всяком случае не хотел, чтобы всё так случилось.
— Что сделаешь. Жизнь есть жизнь. Черёмин тоже что-то
стал сдавать. Постарел. Но у него в семье всё ладно: дочь —
актриса, сын — инженер. Впрочем, он ещё хорохорится.
Недавно одна женщина у нас на участке рассказывала, что
застала его и кладовщицу на складе во второй классической
позиции.
— Ну что ж, он давно по стройкам, в отрыве от семьи —
как-то выкручивается.
— Положением пользуется. Некоторые женщины просто
не решаются отказать.
— Ты думаешь?
— Что тут думать? Моемся мы однаяеды в бане —
человека три нас было, — пришёл Черёмин с одним из
прорабов. Ну, разговор обычный — банный. Черёмин мне
говорит: фигура у тебя, Женя, хорошая, женщинам такие
нравятся. Тут Коцур встрял (ты же знаешь — какой он на
язык), мол, тебе-то, Иван Васильевич, грех жаловаться —
227
любая даст. А тот отвечает: «А что толку! Её е...шь, а она
морду воротит».
— Может быть, и пользуется положением, но ты же сам