Пятиозерье
Шрифт:
Кравец с сомнением промедлил.
— Я тебе ничего не приказывал, — устало добавил майор. — А ты ничего не слышал. Ты вообще во-он тот берег озера прочесывал... партизан ловил.
Кравец кивнул и скользнул обратно за угол, на ходу
Майор медленно, расстегивая липучки бронежилета, пошел к воротам, где с минуты на минуту ожидались машины и автобусы. Он сделал сегодня все, что мог сделать. И ему было тошно...
Тогда же. Берег речки Каменки
Луч заходящего, кроваво-красного солнца как-то прорвался сквозь сплетение ветвей. И впился в открытые глаза. Женщина застонала. Приподнялась.
— Что... это.. было... — Собственный голос казался ей чужим, и слова звучали, как на хорошо известном, но не на родном языке.
Мальчик молча протянул ей руку, помог встать. Затем зачерпнул воду ладонью и смыл со своих губ запекшуюся кровь. И только потом ответил:
— Это! Да ничего особенного, иллюзии коматозного мозга... Видения умирающих и лишаемых кислорода нервных клеток.
Он улыбался, глядя на нее.
Сияющие потоки пламени, лившиеся из глаз, медленно гасли, сменялись бездонно-темным провалом взгляда.
Света (или не Света?) ничего
И не поняла бы еще долго, если бы в голове не появились, — высветились, вспыхнули, взорвались, — слова. Слова, которые произносил не белоголовый мальчик Тамерлан — которые где-то очень далеко отсюда сказал (подумал?) Князь Ста Имен, Огнеглазый, Пронзающий, Сокрушающий Миры.
«Пусть умирают те, кто рождался; у нас свой, путь, Дарящая...»
А Базарга просто улыбнулась, странно растянув свою звериную морду. Улыбнулась молча. Но они — и Света, и не-Света — как-то услышали, почувствовали из невообразимого далека эту улыбку.
Глаза Тамерлана окончательно приобрели обычный вид. Но в одном из них продолжал пылать знак Базарги.
He-Света вдруг вспомнила: где, у кого и когда она видела похожие глаза — темные колодцы с пульсирующей в одном из них звездой; колодцы, рождающие порой неудержимые всплески сверкающей силы...
Это было давно.
Очень давно.
Душной ночью на дороге в Дамаск...
А теперь пребывают сии три: Вера; Надежда, Любовь; но Любовь из них больше...
Тамерлан рассмеялся чисто и звонко, как умеют смеяться двенадцатилетние дети.