Пятизвездочный жених
Шрифт:
Валечка ушел на монтаж, а в моей сумке заверещал мобильный. Наверняка Ядвига! С тягостным вздохом я взяла телефон со стола, но сбросила звонок и поставила мобильный на режим «без звука». Звонила Лизка. Я и ее не желала слышать! Это Лизка во всем виновата, да! Вечно ей всякая чушь в голову лезет. Еще бы, сидит дома, кроме ягодичных обертываний, проблем никаких. Ей даже работать не надо! Моя внутренняя Маленькая Разбойница подняла голову. Почему? Почему всегда все лучшее достается Лизке? И муфточка, и ноги от ушей, и Алекс?
– Эй! – Мышка провела ладонью у меня перед глазами. – Не спи, замерзнешь!
Я вздрогнула и огляделась по сторонам. Редакция гудела, как растревоженный улей. Викуля, Алиса, Валечка и еще несколько девчонок перешептывались, стоя в дверях. При этом Валечка изображал предобморочное состояние, закатив глаза и усердно обмахиваясь импровизированным веером в виде листа форматом А4. Аполлинария что-то негромко говорила Эльвире.
– А когда Аполлинария пришла? – удивилась я.
– Ты разве не видела? – округлила глаза Мышка.
Я растерянно пожала плечами. Так глубоко задумалась, что уплыла и потеряла чувство реальности. Со мной бывает.
– Ну что, пошли?
– Нет, подожди! Мне надо посоветоваться с Аполлинарией насчет Ямпольской, она хочет устроить кипеш…
– Машка, да ты и вправду спишь на ходу! Какая модельерша, какой кипеш? Не до того сейчас! У нас ЧП. Аркадий Георгиевич собирает всех в конференц-зале.
– А что случилось-то?
– Никто не знает.
Кондиционер нагнал такого холода, что у меня замерзли ноги. Сотрудники «Женских штучек» рассаживались вокруг длинного овального стола. Алиса устроилась на кончике стула с прямой спиной, Викуля сложила «ручки на коленочках», как советовали в детском саду. Валечка обмахивался своим веером, хотя у него уже, кажется, покраснел нос.
– Слушай, у тебя глицина случайно нет? – пискнула Мышка.
– Есть, но я сумку у компа забыла.
Мышка побледнела.
– Да не переживай ты так! Что такого страшного нам может сказать шеф? Просто Герыч – тот еще любитель спецэффектов!
Мышка сделала мне страшные глаза – за нашими спинами стену подпирали Эльвира и Аполлинария.
Наконец, в дверях появился и сам мастер эффектных жестов. Шеф был мрачнее тучи. Глядя себе под ноги, он прошел в зал и уселся во главе длинного стола. В наступившей тишине слышался только стук хищного когтя о деревянную столешницу.
Герыч откашлялся и торжественно объявил:
– В нашем дружном коллективе произошло ЧП. Сегодня между девятью и десятью часами утра из моего портфеля вытащили кошелек. Портфель стоял на столе в редакционной комнате.
Зал тревожно зашелестел. Шеф обвел собравшихся ледяным взглядом, и шелест стих.
– Это уже не первый случай воровства. Объявление о пропавших ластах висит уже два месяца…
Я кашлянула,
В дверь просунулась косматая готическая голова.
– Простите! Я, кажется, опоздала, – виновато пролепетала Карина.
Не удостоив незадачливую администраторшу даже взглядом, шеф продолжал:
– Я настоятельно рекомендую вору признаться. Добровольное признание, так сказать, смягчает наказание. В противном случае придется принять меры. Прибегнуть к старому доброму обыску…
Тем временем Карина ввинтилась в конференц-зал. Я наблюдала, как она смущенно топчется на пороге, прижимая к груди свою дурацкую сумку. Остатки разноцветного бисера на замызганных ручках, яркие ромбы… Стоп! Это вовсе не ее дурацкая сумка, а моя дурацкая сумка! Вероятно, Карина захватила торбу, которую я забыла у компа, чтобы вернуть.
Карина сделала несколько неловких шагов и вдруг споткнулась, схватившись за спинку Викулиного стула. Торба выскочила из администраторских рук, пролетела грузной курицей с насеста и – шмяк! Плюхнулась на пол вверх тормашками. Все ее содержимое вытряхнулось к ногам Герыча.
Шмяк! И все секреты моей сумочки, как потаенные мысли, открылись на всеобщее обозрение.
Мой главный ночной кошмар стал явью.
– Ой, простите, – лепетала Карина, – я дебилоид! Всего лишь хотела передать Маше ее сумку, и вот… Это сумка Маши Литавриной! – повторила она.
Все взгляды обратились ко мне. Словно во сне, я поднялась, чтобы собрать вещи. Ворох каких-то бумаг, чеки, обертки от конфет, кассета для «бетакама», драные колготки, и… По конференц-залу прокатилось изумленное «Ах!».
В куче хлама лежал кожаный черный кошелек с выдолбленным логотипом «Дюпон».
Я тупо уставилась на кошелек. Казалось, он вот-вот испарится. Бесследно и так же необъяснимо, как и появился. Но бумажник словно отпечатался в куче моих вещей черной меткой.
Гибко наклонившись, босс сцапал «Дюпон».
– Так вот кто у нас крысятничает, – хмыкнул он. – Литаврина, твоих рук дело?
Я потрясенно молчала, не отрывая взгляда от мизинца с изогнутым ногтем на черном квадрате бумажника. Однако какое мерзкое слово «крысятничает». Как будто голой пяткой раздавили сырое яйцо… И эту фразу шефа я определенно слышала раньше. Но где? В прошлой жизни или во сне?
И тут я вспомнила свой сон.
Цветущая сакура. Лизка в подвенечном. Школьная училка с двусмысленной подушкой на спине. И это мерзкое пяточно-скорлупное словечко «крысятничает», произнесенное почему-то мужским голосом. Голосом Герыча! И как я сразу его не узнала?