Пятнадцать ножевых 4
Шрифт:
— Не ворчи, тут у Симы небольшая авария произошла. Все, мальчики, давайте, в комнату идите, мы без вас разберемся, — и Аня вытолкала нас с Давидом из кухни.
С женскими неполадками дело такое: чем дальше ты от них держишься, тем проще жить. Так что я спорить не стал.
— Ну что, помирились с Беридзе? — спросил я, усаживаясь в кресло. — Дыба сильно кричала?
— Да нормально там всё, — Давид небрежно махнул рукой, будто сам явился организатором всего хорошего, что только могло на скорой произойти. — Дефибриллятор заменили, и забыли. Меня даже не оштрафовали. Я
— Какая же она новая, уже целый месяц из каждого утюга звучит. Кстати, про радио, — добавил я по возможности максимально недоброжелательным голосом. — Официально предупреждаю: в этой квартире любой базар про политику запрещен! Кто нарушит запрет, пойдет с огромной скоростью к едреней матери!
— А что случилось? — удивился Давид.
— Донос в Контору глубокого бурения Пилипчук написала, хорошо, ходу бумаге не дали.
— Вот скотина, — прошипел Ашхацава. Даже кулаки стиснул.
— Не парься, организуем мы ей сладкую жизнь, — успокоил я его. — Есть у меня плодотворная дебютная идея.
— Так что ты про песню говорил? — вернулся к своим баранам юный меломан.
— Under Pressure? Да ее везде передают. Вот смотри, сейчас радио включим, пробежимся по станциям, если за пять минут не услышим, с меня пиво. А найдем — с тебя. Забьемся?
— А давай!
Я выиграл минуты через полторы. Мы попали на самый конец песни, про последний танец под давлением. Но никто ведь и не говорил о целостности произведения. Давид вздохнул, признавая поражение. Вдруг диктор заговорил новостной скороговоркой про Би-би-си брейкин ньюз. Я автоматически крутнул ручку громкости и мы услышали: «On 13 December 1981, a state of martial law was declared in Poland after several months of labor unrest...».
— Что там? — спросил Ашхацава, кивая на приемник.
— Жопа. В Польше только что объявили военное положение.
Глава 8
— Премия? Нам?
Звонок Морозова раздался почти ночью, когда мы с Анечкой уже отправились спать. Соображал я с трудом, даже растирание ушей не помогало.
— Да, премия Коха, — терпеливо объяснял мне по телефону Игорь Александрович. — Солк нас обоих выдвинул. Пришла телеграмма от него. Я просто домой недавно вернулся, увидел, решил поделиться радостью.
— Так мы еще не победили?
— Нет, только номинировали. Но шансы весьма высоки. Это очень престижная премия, если такой всемирно известный ученый, как Солк выдвигает — считай победа в кармане.
— И что же делать? — я стянул с Ани одеяло, шлепнул по круглой попке. Дождался сонного взгляда, показал себе на грудь. Мол, вешаю медаль. — Заказывать фрак?
— Фрак? — Морозов засмеялся в трубке. — Срочно связываться с Чазовым. Не могу дозвониться, зайди к нему с утра завтра в ЦКБ. Я бы сам, но занят буду. Пусть предупредит Минздрав. У нас чиновники очень не любят внезапных ситуаций с западными премиями.
Ну да, ну да, история с Солженицыным и Сахаровым прямо перед глазами — Нобелевка ни одному,
— Ну что там опять случилось? — Аня натянула обратно на себя одеяло. — Ни днем, ни ночью покоя нет!
— Филологиня моя любимая, — я закрыл трубку рукой, окончательно отобрал постельные принадлежности, включая подушку. — Посмотри быстро в медицинской энциклопедии, что за премия Коха. Морозов звонит, говорит, нас выдвинули. Да, Игорь Александрович, слушаю вас. Можно сказать внимаю.
Профессора очень беспокоил вопрос денег. К премии шла нехилая такая сумма — двести тысяч полновесных немецких марок. И это само по себе было проблемой, ибо сразу включались дебильные советские законы — граждане не могут владеть валютой. Это 88-я статья УК, в простонародье — бабочка. До 10 лет лишения свободы. Морозов свободы лишаться совсем не хотел. Ни за какие суммы в марках.
— Ну там наверное, выдадут чеками, — неуверенно произнес я. — Хорошо, завтра все выясню у Чазова. Но мне представляется, что вы делите шкуру неубитого медведя. Нам же еще премию никто не присудил.
— Андрей, я слежу за зарубежной медицинской прессой. Даже близко никто по значимости сравнимое с исследованиями хеликобактер в прошлом и нынешнем году не проводил.
Я попрощался с Морозовым.
— Аня, срочно надо узнать, что это за премия Коха! Меня могут ею наградить!
Поиски в Большой медицинской энциклопедии ни к каким результатам не привели. Последовал звонок родителям, и Азимовы срочно изучили уже Большую советскую. И там ни фига. То есть осталось в запасе только обращение к другу. Интересно, кто из моих знакомых может просветить меня? Да уж, не хотелось бы, но других вариантов не вижу.
— Кому это ты в двенадцатом часу звонить собрался? — спросила подруга, когда я начал набирать номер.
— Да так... есть один парень, который не обидится за поздний звонок. — я вздохнул и набрал седьмую цифру. — Анна Игнатьевна? Добрый вечер, это Андрей Панов. Николая Евгеньевича можно услышать?
Наверное, у Шишкиной случился когнитивный диссонанс и она даже ничего не сказала по поводу нарушения режима сна. Впрочем, судя по бойкому голосу, отец семейства еще вовсю бодрствовал.
— Что-то случилось, Андрей? — спросил он.
— А вы знаете, что такое премия Коха?
— Это тебе зачем?
— Да так, кроссворд разгадываю.
— Погоди! Вам?! Ну поздравляю!
— Да не с чем еще. Только номинировали. А вы в курсе, что за премия?
— Святая простота! Если получите, считай, бога за бороду ухватил. Очень престижно. Когда-то Коху отвалили кучу денег за открытие микобактерии туберкулеза, Карнеги вроде, не помню точно. Ну вот, основали фонд, платят премии с процентов. Друг твой, Солк, получил в свое время за полиомиелит, цур Хаузен за папилломавирусы и рак шейки матки. Да не в деньгах дело, в общем. Скажу тебе сразу, в порядке информации для размышления. Кто Коха получил, тот потом очень часто в Стокгольм попадает. Понял, о чем я?