Пятница, тринадцатое
Шрифт:
— Похоже, у вас появился конкурент, — кивнула я Голубцу на смазливого бесшабашного пьянчужку, который театрально ахнул, когда Антонина Платоновна появилась в дверях лечебного корпуса.
— Вот гад, — процедил сквозь зубы майор. — Не переношу эту породу.
Пьянчужка действительно был довольно своеобразен — очевидно, из полувымершей гильдии итээровских работников, раз и навсегда усвоившей повадки и приемы разгульной студенческой юности.
Так, увидев красивую женщину, человек подобного склада не мог не оказать ей соответствующих знаков внимания.
— Этот цветок прекрасен, но вы еще прекраснее, — заплетающимся языком проговорил он.
— Пить с утра вредно, — улыбнулась ему Антонина, отстраняя руку с цветком.
Расстроенный отдыхающий зашвырнул розу в кусты — и очень своевременно, так как на горизонте показался спешащий по делам завхоз пансионата. Если бы он увидел такое отношение к вверенному его заботам цветнику, то немедленно поднял бы скандал и незадачливого рыцаря как минимум бы оштрафовали.
— Меня зовут Егор, — крикнул пьянчужка вслед удаляющейся Антонине. — Пятый корпус, шестнадцатый номер. Вы оставите мне хотя бы малюсенькую надежду еще раз увидеть вас, мадам?
— Мадемуазель, — машинально поправила его Меньшикова. — Постарайтесь для начала протрезветь, а то у вас будет двоиться в глазах, и вы совсем одуреете от счастья. И закусывайте, закусывайте…
Бросив через плечо это шутливое напутствие, Меньшикова подошла к Голубцу и, улыбнувшись майору, кокетливо поинтересовалась:
— Решили сменить периодику? Проводите меня до корпуса, если нам по пути.
Обрадованный майор немедленно предложил даме руку, и парочка неспешно отправилась по усыпанной зеленым гравием дорожке, которая пересекала территорию пансионата по диагонали.
— А вы, мадам, нынче тоже без партнера? — поинтересовался у меня Егор, глядя, как ускользает от него добыча. — И чего это женщины так любят военных, а? Не просветите меня на этот счет?
— Загадка, — пожала я плечами. — Должно быть, у нас это в крови. А вот почему мужчины так много пьют, как вы думаете?
— А я вам сейчас все расскажу, — немедленно предложил Егор. — Давайте пойдем ко мне в номер, возьмем по маленькой и обсудим этот вопрос.
— О, нет, — решительно покачала я головой. — Найдите себе кого-нибудь еще. Я совершенно не в настроении. Попытайте удачи вечером на дискотеке, думаю, что вам непременно повезет.
— До вечера еще надо дожить, — философски заметил Егор. — А этой дамочке вы передайте, что она непременно будет моей.
— Вот так и передать?
— Вот так и передайте. Если я чего захочу, так это, считай, уже сбылось, — гордо заявил Егор и, подняв голову, направился к мини-маркету, расположенному в ста метрах от главных ворот пансионата.
В самом санатории «Отрада» спиртное не продавали, разве что в нашем строении — в баре, расположенном в столовой, и этой привилегией могли пользоваться лишь жильцы первого корпуса.
Остальной контингент отдыхающих вынужден был довольствоваться не столь уж разнообразным
Глядя на нетвердую походку Егора, я покачала головой, — в городе, что ли, ему не пилось? Стоило ли тащиться сюда, чтобы продолжать квасить «на природе»? — и направилась к себе в корпус.
На веранде первого этажа сидел в кресле-качалке Капустин и читал газету.
— Евгения Максимовна! Вас просили зайти к поварам и просмотреть меню, — завидев меня, оторвался от своего занятия Капустин.
— Это еще зачем?
— Ну, у них с сегодняшнего дня новый порядок. Теперь вы можете выбрать себе еду по индивидуальному заказу, — пояснил он, — иначе вам будут подавать так называемое дежурное блюдо.
— Вот как? Очень мило, — откликнулась я. — Сервис может совершенствоваться бесконечно, так же, как человеческая природа.
— Эту практику решили ввести по очень простой причине, — опустил газету Максим. — Несчастные повара устали от скандалов моего соседа по этажу.
— Ах вот оно что! — улыбнулась я. — Ладно, до обеда я к ним заскочу.
Визит к поварам занял минут двадцать. Я спустилась в цокольное помещение, где «люди в белых халатах» предложили мне выбор из десяти блюд — на весь срок пребывания. Собственно, хитрость была невелика — определенное на десять дней меню просто перетасовали.
Я сказала, что в принципе мне безразличен порядок и что качество еды меня вполне устраивает, за что и получила в подарок благодарную улыбку.
Поднимаясь к себе, я застала на своем этаже Дору Капустину и Антонину Меньшикову.
Дамы сидели в холле в глубоких кожаных креслах и покуривали сигареты, мирно беседуя. Пока я шла к номеру, до меня долетели несколько фраз из их неторопливого тихого разговора:
— Видите ли, Дора, я могла бы кое-что вам рассказать, но, право же, не знаю, стоит ли затевать эту беседу, — говорила Меньшикова, глядя не на свою собеседницу, а куда-то в окно.
— Не могу вам ничего посоветовать по этому поводу, — так же тихо отвечала ей Дора.
— Жизнь сейчас очень трудная, — продолжала Меньшикова, стряхивая длинный столбик пепла в керамический горшочек на журнальном столике. — А для нас, женщин, она трудна вдвойне. И подчас вместо того, чтобы поддерживать нас на этом пути, наши избранники ведут себя по отношению к нам не очень честно.
— Которого из своих избранников вы имеете в виду? — ехидно спросила Дора.
— Вы прекрасно понимаете, кого я имею в виду, — пристально посмотрела на Дору Меньшикова. — То, что я могу вам рассказать, вряд ли сделает вашу жизнь счастливее. Но правда, как бы она ни была горька, — всегда лучше, чем приятная ложь.
Я кивнула беседующим дамам и, повернув за угол по коридору, вошла в свой номер. Приняв душ, я взяла со стола кипятильник и начала греть воду для растворимого кофе.
Дверь я не захлопнула, так что она чуть приоткрылась, и мне было явственно слышно окончание их разговора, пока я колдовала с сыпучим «Нескафе».