Пятое путешествие Лемюэля Гулливера
Шрифт:
Надо ли говорить, что император любил свою гвардию и, несмотря на свою скупость, берег ее как зеницу ока, не жалея для нее ничего. Точно так же, как говорили мне, любило гвардию и все остальное население страны, но в этом я несколько сомневаюсь. Появление гвардейца в людных местах всегда было связано с некоторой неловкостью и явно выраженным желанием публики поскорее разойтись по домам.
Когда я неосторожно выразил это сомнение одному из придворных, тот справедливо возразил мне:
— А разве не то же действие оказывает на нас наша совесть?
Глава десятая
Огромная армия, вечные парады, ученья, маневры, передвижения войск к границам государства, — все говорило, казалось бы, о том, что правительство Юбераллии готовится к кровопролитной войне.
Но когда я однажды выразил вслух подобное предположение, то мне чуть было не пришлось предстать перед императором в качестве преступника, готового пойти на каторжные работы. Хорошо еще, что во дворце считались с моим чужестранным происхождением и снисходительно относились к проступкам, свершенным мною по неведению обычаев страны. Дело в том, что, по словам придворных, обилие войск свидетельствовало только о желании страны жить в мире со своими соседями, а военные приготовления имели целью только упрочить этот мир.
Правительство Юбераллии неоднократно выражало свое миролюбие в указах и манифестах, послы императора с этой же целью разъезжали по соседним государствам и, заверив в отсутствии у своего повелителя каких бы то ни было воинственных намерений, просили у них в виде премии взаймы более или менее крупные суммы.
Доверия эти заявления почему-то нигде не встречали, а одна из стран, неосмотрительно рискнувшая дать императору взаймы, поставила условием ни в каком случае не употреблять этих денег на военные нужды. Император пошел на это условие и, получив деньги, потратил их на выплату жалованья чиновникам. А дальше ему уже никто не мог помешать израсходовать собственные свои, предназначенные для чиновников, деньги на постройку двух военных кораблей.
Но несмотря на столь явно выраженные миролюбивые намерения, правительству лучшей из стран пришлось и очень скоро ввязаться в войну. Вспоминая все предшествовавшие катастрофе события, я полагаю, что только искреннее желание мира, проявленное императором Юбераллии, было причиной этой кровопролитной и несчастной для правительства лучшей из стран войны.
Ближайшим соседом Юбераллии была Узегундия, государство, населенное низшей расой, созданной самим богом для того, чтобы находиться в рабстве у жителей лучшей из стран. Но император, рискуя нарушить волю самого Создателя вселенной, великодушно терпел существование этого государства. И даже после того, как изгнанные из Юбераллии короткобородые и представители презренной расы нашли приют в Узегундии, император не предпринял против этой страны враждебных действий и, только опасаясь коварства и злобы своих смертельных врагов, приютившихся в Узегундии, построил на границах с этим государством новые укрепления и увеличил свою армию в два раза.
Узегундцы
Напрасно император доказывал своим беспокойным соседям, что им благоразумнее будет примириться с военным превосходством Юбераллии. Напрасно доказывал, что низшая раса нарушает законы самого Бога, стремясь в чем бы то ни было, а в особенности в военной мощи, сравняться с высшей из человеческих рас, населяющей Юбераллию. Коварный сосед не внимал никаким убеждениям и даже имел наглость возражать против того, что император при помощи своих агентов возбуждает юбералльцев, в ничтожном меньшинстве живущих на землях Узегундии, к восстанию против своих недостойных правителей.
— Каждый член высшей расы, где бы он ни жил, обязан подчиняться мне, — говорил император. — Этого требует кровь его расы.
Но и такая простая истина, как полная невозможность для юбералльца подчиняться существам, едва ли достойным звания человека, не доходила до разума ничтожных правителей Узегундии. Император все это терпел и, несмотря ни на что, продолжал мирные переговоры. Семнадцать мирных конференций состоялось между этими странами в течение одного только года и ни одна из них не привела к желательным результатам.
В таком положении были отношения между странами, когда состоялась восемнадцатая конференция. Насколько серьезно подошел к этой конференции император лучшей из стран, говорит тот факт, что он в доказательство своего миролюбия выставил к границам Узегундии почти всю армию. Противная сторона сделала то же самое, доказывая этим свои воинственные намерения.
Конференция прошла весьма успешно и закончилась торжественным посещением Юбераллии послами дружественной отныне Узегундии. Целью этого посольства было разрешение на месте мелких пограничных недоразумений и соглашение об уводе войск от границ.
Я имел счастье видеть в стенах дворца это посольство. Посол показался мне простым и симпатичным человеком. Улучив минуту, я успел задать ему только один вопрос.
— Неужели, — спросил я, — два таких государства разделяет вопрос о длине бороды?
— Вздор! — ответил посол. — Пусть этот мошенник, — так неуважительно отозвался он об особе его величества, зная, что я этого комплимента никогда не передам государю, — морочит своей бородой собственных подданных. Он разорил свой народ, обратил его в рабство, теперь подбирается к нашему. Дудки.
Мне очень понравилась речь посла и особенно ее стиль — я давно отвык от таких непринужденных высказываний. Видимо, условность и ложь не нашли достаточной почвы в Узегундии, так же как не привилось там, несмотря на все старания императора, учение о чистоте расы и превосходстве одной нации над другой, не заметил я и раболепства в отношениях между членами посольства — последний из секретарей беседовал с послом как равный с равным. Я бы с удовольствием продлил свой разговор, расспросив симпатичного посла о многих интересующих меня вопросах, но церемониймейстер императора, заметив беспорядок, прекратил нашу беседу.