Пятое время года
Шрифт:
– Нин, ты уже спишь, что ли?
– Нет. Дай-ка мне руку, я встану… Лень, послушай, мне кажется, Женечка может родиться сегодня.
Бесчувственный муж посмотрел так, как будто его ненормальная жена только одна и виновата в том, что ребенок родится именно сегодня.
– Поклянись мне, Леня, что ты не оставишь Инусю! На Пелагею я уже не надеюсь, она теперь не усидит дома, целые дни будет болтать на улице.
– Мне же на работу.
– Умоляю тебя, Леня! Девочка не может быть одна!
В два часа ночи, взъерошенный, испуганный, Леня дрожащей рукой набрал номер скорой помощи и начал поспешно одеваться.
– Нет,
В роддоме врачи, очевидно, тоже были не в себе, потрясенные смертью товарища Сталина, потому что после отчаянного детского крика объявили измученной роженице: мамаша, у вас девочка!.. Как девочка? Не может быть!
Крошечное создание хмурило белесые бровки точно так, как Леня, когда сердится, и исчезли все сомнения: ах ты наша Женечка! Нам бы с тобой только поскорее вернуться домой…
Дома ожидало страшное известие: девятого марта, в день похорон товарища Сталина, в давке на Трубной площади погибла несчастная, глупая Поля вместе с домработницей из восьмой квартиры.
Глава пятая
1
Девочки спали, каждая на своем краю тахты и каждая на свой манер: Инуся, спрятав носик под одеяло, Женечка привольно раскинув на подушке худенькие ручки. Какие же они стали большие! И такие разные…
Поплотнее задернув шторы, чтобы весеннее солнце не разбудило девчонок слишком рано, и поправив ширму, отделяющую маленьких от взрослых, она на цыпочках поскакала к освещенному настольной лампой и так неудобно теперь задвинутому в угол, к двери, столу. Но Лене же необходимо место, чтобы заниматься по ночам.
Осоловевший после вечерних лекций в своем Станкоинструментальном институте, он уже немножко пришел в себя – с удовольствием попивал чаек.
– Ты должен серьезно поговорить с Женечкой! Ты единственный, кого она боится, я уже не справляюсь с ней.
– Ну и чего опять случилось-то?
– Мы с Инусей сегодня два часа разыскивали Женю по всем окрестным дворам. Представляешь, какой ужас? Наша разбойница забралась на дерево и вместе с какими-то чумазыми мальчишками с большим увлечением стреляла из рогатки в голубей. Я думала, Ленечка, у меня будет разрыв сердца, когда увидела Женю на дереве!
Леня чересчур снисходителен к Женькиным проделкам – только хмыкнул в ответ. Бессердечного отца ничуть не взволновало, что его пятилетняя дочь могла упасть с дерева, разбиться насмерть или на всю жизнь остаться инвалидом.
– Я замучилась с Женечкой! Все-таки ей надо было родиться мальчишкой. В кого она у нас такая озорница? Может быть, в тебя?
– Не, я смирный был парнишка. Не иначе, Жека в деда пошла. В папашу моего, Ивана Прохорыча. Вот был черт в ступе!
Упоминание о «папаше» очень удивило: обычно Леня упорно отмалчивается, если спросишь его об отце. В отличие от большинства людей Леня вообще не любит предаваться воспоминаниям о прошлом, он живет исключительно будущим.
– Что это значит «черт в ступе»? Объясни, пожалуйста.
– Вот с матерью моей познакомишься, она тебе все и доложит.
– И когда это будет?
Кажется, она опять наступила на «любимую мозоль»: невозмутимый, непробиваемый, Леня нахмурился:
– Лень! – Она хотела всего лишь обсудить Женино поведение, а помешанный на очередной диссертации Леня, видимо, решил, что жена требует немедленно отправиться в Переславль, и разорался шепотом прямо в лицо:
– Не так это просто тащиться туда с детьми и барахлом! Учти, жрать там нечего! Так что и продукты придется переть на себе!
Выслушивать все эти бесконечные отговорки, честное слово, не выдерживающие никакой критики, порядком надоело. Как только не стыдно? Не видел мать почти двадцать лет!
– Знаешь что, Лень, если бы ты захотел, так давно бы съездили! Раз уж Катерина Алексеевна не может бросить своих кур и гусей и приехать к нам, то мы должны были сделать это сами. По крайней мере, лет десять назад. Всего-то сто тридцать километров. Я посмотрела по карте.
– По карте она посмотрела! – Ленька совсем взбеленился. Скорее всего, потому, что чувствовал себя виноватым. – По карте – одно, а на нашем поганом транспорте – другое! Вот машину на тот год купим, тогда и поедем. А то до Загорска тащись на электричке, там до автобусной станции чесать надо, в битком набитый автобус, а на нем еще часа два-три! Или того лучше – до Берендеева на ночном. Оттудова километров пятнадцать-двадцать вовсе не известно на чем! Пешкодралом, что ли?
– Все, хватит! В конце концов речь идет о твоей маме и тебе решать, ехать к ней или нет. Я тебя сейчас прошу лишь об одном – завтра с утра серьезно поговори с Женечкой.
– Завтра с утра я в Ленинку ухожу.
– Как в Ленинку?.. Ну, так тоже нельзя! Завтра же воскресенье. С твоими бесконечными занятиями я окончательно погрязла в домашнем хозяйстве. Уже забыла, когда была в кино или в театре, не говоря о парикмахерской. И девочки не видят тебя совсем! Днем ты на работе, вечером преподаешь в институте, по воскресеньям занимаешься. Когда все это кончится?
– Ни-ког-да!
Заметив устремленный на него обиженный взгляд, Ленька сразу опомнился и примирительно потрепал по руке. – Шучу, шучу, Ниночка! Погоди малость, будет тебе и театр, и кино. Думаю… – Как всегда при воспоминании о своих железках, он мечтательно завздыхал и, не выходя из романтической задумчивости, пожал плечами. – Черт его знает, как дело пойдет? Но реально раньше чем через полгода мне докторскую не закончить.
– Полгода?! Выходит, опять торчать все лето с девочками в Москве? Я понимаю, для мужчины важнее всего карьера, но зачем тогда было жениться и заводить детей?
– Очень хотелось! – Леня хитренько засмеялся в кулак и многозначительно подмигнул сначала одним, потом другим глазом, как не подмигивал ох как давно. – Ладно, Нин, завтра поговорим. Ложись спать, а я еще поработаю.
И она безропотно отправилась спать, потому что сердиться бесполезно. Даже если сейчас с шепота перейти на крик, Леня не услышит: он углубился в чертежи, и, кроме чертежей, для него уже не существует ничего – ни несчастных детей, которые все лето будут дышать пылью в центре города, ни жены, которая уже и не помнит, когда в последний раз засыпала в объятиях мужа, ни брошенной им матери.