Пятьсот веселый
Шрифт:
— И зачем они тужатся-пыжатся? — проговорил Матвей. — Я так понимаю: раз ты совецкий человек, то веди себя как следует, по-совецки, а не как буржуй, которому в семнадцатом году хвост прижали. Так я говорю, елочки-моталочки?
Прошло около получаса. Генка случайно глянул в угол, который занимали ушедшие пассажиры, и вдруг в обрывках газет увидел плоский коричневый прямоугольничек. Бумажник!
— Смотрите! Они потеряли кошелек! — крикнул он, поднимая находку.
Арвид оказался тут как тут. Он выхватил из рук Генки бумажник
— Паспорта, какие-то бумаженции, — с удовлетворением перечислял читинец, явно довольный происшествием, — карточка рыжей. Вот нарядилась, кикимора! С лисой-чернобуркой. Э-э, братцы, деньги! Красотища!
— Да что ты чужие деньги считаешь! — возмутился Генка и вырвал из рук Арвида бумажник.
— Тебе что, жалко? — Арвид скорчил рожицу. — Они бы тебя не пожалели!
— А, правда, Ген, сколько там у них деньжат? — спросил Николай. — Интересно взглянуть…
Через минуту весь вагон знал, что пассажиры, которых все не очень-то жаловали, потеряли бумажник.
— Вернуть бы надо, — сказал Иван Капитонович, почесав ногтем затылок.
— Конечно, надо вернуть, — заволновался старый учитель. — Но как это сделать?
— Может, они уже укатили? — высказал предположение Матвей. — Тогда, елочки, надо в милицию сдать. В милиции кого хошь разыщут.
— Володя, может, по радио объявить? — спросила Марина и покраснела: она впервые громко, при всех, назвала Астахова Володей.
— Точно! — оживился тот. — Арвид, Гена, пойдемте на вокзал. Они наверняка еще не уехали.
— Буду я из-за всяких бегать по вокзалу! — покуражился читинец, правда, больше для вида, потому что и он понимал: бумажник надо возвратить, хотя где-то в глубине души, наверное, успел подумать, что если бы сам нашел бумажник да без свидетелей, то поступил бы с ним поинтереснее, чем предлагает этот граф Монте-Кристо. — Они здесь корчили из себя черт знает что, а я должен, как собачка, за ними бегать…
— Не стрекочи, а делай, как старшие велят. — Это старушка внесла свою лепту в событие, взбудоражившее вагон.
— Пошли, пошли, — Владимир сгреб Арвида за шиворот.
По дороге Астахов взял у Генки бумажник, достал паспорт и прочитал фамилию, имя и отчество владельца:
— Курганов Александр Александрович. Звучит недурно.
Они выбрались на перрон и вошли в здание вокзала, битком набитое людьми, которые сидели и спали в самых невероятных позах и в самых неожиданных местах.
— Подождите меня здесь, у почты, — сказал Владимир, сообразив, что в такой сутолоке невозможно никого отыскать. — Возьми, Гена, бумажник. Ты нашел, ты и вернешь.
Вокзальная дикторша объявляла о посадках, отправлениях, прибытии и опоздании поездов, и голос у нее был такой безнадежно-тягучий, что, казалось, если бы она вдруг объявила даже самую радостную весть, никто бы и не обрадовался.
Но вот в репродукторе что-то щелкнуло, как всегда
— Гражданин Курганов Александр Александрович, потерявший документы и деньги, просим вас подойти к почтовому отделению. Повторяю…
Не прошло и нескольких минут, как Генка увидел пробивающегося сквозь толпу Курганова. Волосы упали ему на лоб и прилипли к переносице. Глаза были жалкими, испуганными и радостными! И странно — лицо это показалось Генке более человеческим, чем прежде, впрочем, может быть, просто потому, что за Кургановым шла Валентина, раздавая улыбки тем, кого она просила посторониться.
— Это вы! Это вы! — бессмысленно крикнул Александр Александрович, налетая на Генку и Арвида. Лицо его было вытянуто вперед, и даже второй подбородок куда-то исчез, словно рассосался по шее. — Давайте же бумажник! Скорее!
Арвид откровенно хихикал, не стесняясь Курганова, а Генка, глядя на Валентину, чуть не забыл, зачем он торчит у этой почты, в душном вокзале.
— Возьмите. — Генка наконец опомнился и протянул бумажник Курганову.
Тот схватил его обеими руками, торопливо проверил бумаги, пересчитал деньги.
— Все цело. Слава богу! — бормотал он радостно и удивленно. — Но как я мог потерять бумажник! Какая беспечность!
— Какие хорошие ребятки! Просто прелесть! — прожурчала Валентина и вдруг порывисто шагнула к Генке и звучно поцеловала его в щеку. — Давай и тебя поцелую, рыженький!
— Еще чего! — Арвид надменно вскинул голову, но покраснел. — Целуйте этого отличника, а я пошел. Адью!
Валентина засмеялась. А Генка был счастлив. — Ой, помада на щеке! — Валентина всплеснула руками. — Дайте я сотру!
Но Генка отстранился, чтобы сохранить как можно дольше прикосновение ее губ.
— Вот вам, — раздался в этот момент совсем ненужный голос Курганова. — Купите себе пряников и конфет.
Он протягивал счастливому Генке жалкие оскорбительные бумажки! И вдобавок улыбался.
— Сами ешьте свои пряники! — зло выдавил из себя Генка, понимая, что его слова звучат по-детски.
— Не сердитесь, пожалуйста, — пропела Валентина, бросив пренебрежительный взгляд на родственника. — До свидания! До встречи в Москве! — Она протянула свою маленькую ручку.
Подойдя к вагону, Генка сразу понял, что Арвид уже успел все рассказать, выставив его, Майкова, в самом невыгодном свете.
— Обойми, поцелуй, — громко и фальшиво запел читинец, перегнувшись через брус, и сразу согнал с лица Генки счастливую улыбку, которую он донес от самого вокзала.
— Все в порядке, Гена? — спросила Марина. Она улыбалась, наверное, заметив след помады на его щеке.
— Все в порядке, — ответил Генка и проскользнул в вагон. Ему хотелось сейчас побыть в одиночестве, полежать на полке и подумать обо всем происшедшем.