Пятый арлекин
Шрифт:
Эдвард ни разу не воспользовался этим предложением, отверг он его и тогда, когда перебрался в Даллас из Чикаго.
— Хочешь, я их там всех прижму к ногтю, и тебя восстановят? — спрашивал Роуз. Но Троп категорически воспрепятствовал этому. Гордость не позволяла, хотя было желание докопаться до истины в деле с графиней Скалацца.
В один из теплых осенних дней, собираясь в Даллас по делам (да и хотелось немного отдохнуть от своей фермы, хотя он и привязался к ней), Троп позвонил Грэгу.
— Я буду завтра в городе. Если хочешь видеть
— Какие сомнения, старина?! Конечно же, заходи. Я буду тебя ждать… вечером в двадцать часов. Подчеркиваю: в двадцать, это с учетом твоей полицейской пунктуальности. А то скажи тебе в восемь, ты придешь утром! — закричал в трубку Роуз. — Все, жду тебя, коровий король! — закончил Роуз со смехом.
Положив трубку, он позвонил Максу.
— Завтра приезжает Троп.
— Троп? Это серьезно. Этот комиссар один из лучших полицейских в стране. Я приеду, впрочем, лучше приезжайте ко мне.
Макс, с тех пор как Мондейл превратился в Роуза, перебрался в Даллас. С ним приехал Крок и охрана. За прошедшие несколько месяцев Роуз-Мондейл перевел на счет Макса значительные суммы, которые исчислялись миллионами. Он не помышлял уже о побеге: подсыпав в кофе Роуза яд, Альберт полностью подчинился силе Макса и стал его послушным орудием. Единственно, он без ведома Макса перевел в Швейцарский банк миллион долларов на предъявителя, закодировав сумму одному ему известным шифром.
— Надеюсь, что для тебя не был неожиданным звонок Тропа? Ведь ты видел его раньше у Роуза и у тебя есть подробная характеристика и биография на него? — успокоил его Макс.
Мондейл получил в свое время такие характеристики на всех более или менее значительных знакомых Роуза.
— Да, я знаю Тропа, он приезжал пару раз к Роузу. Я с ним разговаривал, но учтите, что он очень наблюдательный, к тому же профессионал.
— Я знаю это, но его нельзя убрать. Чересчур много трупов вокруг твоего имени. Тем более, что скоро исчезнет Рой — у Роуза не должно быть наследников. Придется тебе выдержать эту встречу Я думаю, что ты настолько вошел в шкуру Роуза, что и сам, наверное, не знаешь, кто ты. С богом, Роуз. Если в разговоре чего-то не поймешь, заранее сошлись на нездоровье.
Комиссар явился точно вовремя. Он был одет в костюм, в котором были элементы полицейского мундира и фермерского костюма. Высокий воротник рубахи подпирал шею Тропа под подбородок, из воротника торчала круглая массивная голова с коротко остриженными серебряными волосами, глаза были светлыми, нижняя челюсть твердая, свидетельствующая о характере. Фигура массивная и широкая.
Роджер, принимая от Тропа плащ, робел перед ним. Роуз и Троп обнялись.
— Ну, какие новости на коровьем фронте?
— Цены на скот растут, — солидно ответил Троп.
— Так ты и меня догонишь, Эдвард, со временем.
— Мне это ни к чему. Моя деятельность доставляет мне удовлетворение, а твоя тебя загонит в гроб. Кстати, Грэг, отчего бы тебе не жениться? После смерти
— Мне? — рассмеялся Роуз, — мне только жениться. У меня под ногами земля горит. Знаешь, Эдвард, сколько я потерял от последнего переворота в одной маленькой стране? Ты, наверное, и не обратил внимания на сообщение об этом? А у меня, говоря твоим фермерским языком, — корова слизнула два миллиарда. Давай, я тебе лучше покажу свои новые приобретения.
Троп заходил в галерею Роуза без большого желания, но боясь обидеть его, терпеливо выслушивал хвастливые объяснения по поводу того или иного приобретения.
Сейчас Грэг рассказывал о женском портрете Модильяни.
— Знаешь, Эдвард, этот портрет Модильяни нарисовал, чтоб расплатиться за обеды, и хозяин не хотел его брать. А я заплатил за него двести тысяч!
— Я бы не дал и десяти долларов! — отпарировал Троп, — у этой дамы глаза сошлись на переносице, а нос растет изо лба. Я бы так тоже нарисовал.
— Ох-ха-ха, — зашелся смехом Роуз, — ну, ты просто молодчина! Я завтра пришлю тебе кисти и краски. Представляешь, в моей галерее будет рядом с Ван Гогом и Модильяни — Троп!
Троп не обижался, он привык к этому.
— Где твой ценитель искусства — Мондейл? — спросил Троп, — и он, помню, прошлый раз все старался убедить меня тоже начать собирать полотна.
— А ты разве не знаешь? Газеты писали. Он умер от инфаркта. Троп взглянул на Роуза с удивлением:
— … От инфаркта? Он производил впечатление здорового человека.
— Да, как ни прискорбно, но это факт. У меня в кабинете.
— Не везет тебе на секретарей, — заключил Троп, повторяя за многими другими эту фразу.
— Грэг, — сказал он, переходя на другую тему, — газеты пишут, что ты сейчас один из ведущих фабрикантов оружия. Тебя прямо называют «фабрикантом смерти».
— Ну, это «левые», Эдвард. Я всегда стоял им поперек горла, не знаю уж почему. Я даю работу сотням тысяч рабочих, а они же меня склоняют на все лады. Да если я перестану производить самолеты и ракеты, так они станут безработными.
— Почему бы тебе их не занять чем-то другим?
— Какая разница, оружие все равно будут производить. Люди не смогут прожить без войны.
— Грэг, ты помнишь войну? Ты помнишь, о чем мы говорили в Берлине? А клятву нашего детства? — и произнеся это, Эдвард Троп согнул указательный палец правой руки и высоко поднял его.
Роуз какое-то мгновение непонимающе смотрел на него, потом ответил таким же знаком, обнял Тропа за плечи и повел из залы.
— Пойдем, Эдвард, выпьем чего-нибудь, у меня сегодня какая-то каша в голове. Представляешь, на совещании забыл как зовут нашего губернатора Прайса. Хотел в выступлении сослаться на его заявление и не мог вспомнить, как его там… — и Роуз рассмеялся. — Я помню войну, Эдвард, — продолжал Роуз, — но не нам остановить гонку вооружений. Это политика, а я бизнесмен. Пусть за это отвечает правительство.