Пятый арлекин
Шрифт:
Крок, не дослушав до конца фразу Макса, вышел вслед за Коллинзом.
Репетиция «Роуз дома», как ее назвал Макс, также прошла безукоризненно. После отлета Роуза, Мондейл в его машине подъехал к дому магната, вместе с Максом поднялся по высоким ступенькам и позвонил. Роджер был удивлен: «Как, мистер Грэг, разве вы не улетели в Нью-Йорк?»
— Я полечу следующим рейсом, старина, — ответил Мондейл-Роуз, — Рой дома?
— Да, недавно приехал, отдыхает.
— Позови его ко мне.
Они с Максом поднялись в картинную галерею Роуза. Их встретил громадный дог Джим, любимец Роуза. Но Мондейл, часто бывая
— Ты меня звал, отец? — молодой человек, чем-то напоминающий Мондейлу его самого в юности, вошел в зал. Он был довольно высок, голубоглаз, мягкие длинные волосы спадали до самых плеч. Потертые джинсы, неопрятная рубашка. Типичный «хиппи».
— Мы с тобой, Рой, живем будто на разных планетах, не правда ли? Видимся раз в полгода.
— Теперь такое время, что связь родителей с детьми не является необходимой. У тебя — свои дела, а у меня — свои интересы. Кстати, ты задержал мне очередную выплату долларов.
— Хорошо, ты получишь их скоро, — успокоил его Мондейл-Роуз, и Рой поплелся к себе.
— Ну, Мондейл, — тихо сказал Макс, — вы блестящий актер, если родной сын принял вас за своего папашу. Я доволен, идемте. Дальнейший план я сейчас вам изложу в точности.
После приезда из Нью-Йорка Роуз вызвал к себе Мондейла для обсуждения вопроса, касающегося крупного заказа Пентагона.
— Два кофе и никого ко мне не пускать, — приказал он секретарше в приемной.
Примерно через полчаса Роуз быстро вышел из кабинета и взволнованно бросил: «Быстро врача, у Мондейла сердечный приступ».
Приехавший вскоре врач констатировал смерть Мондейла, наступившую в результате инфаркта миокарда. Мондейла увезли на вскрытие, и Роуз сразу же подошел к телефону.
— Мистер Макс? С вами говорит Роуз.
— Да, я слушаю.
— Я не могу вас принять сегодня, только что скончался от сердечного приступа мой секретарь Мондейл. Его увезли на вскрытие. Зайдите по вашему вопросу ко мне завтра, в одиннадцать часов.
— Хорошо, — ответил Макс. — Я буду завтра в одиннадцать. Спасибо, мистер Роуз.
Роуз бросил трубку, тщательно ополоснул чашки из-под кофе (особенно он отмывал одну из них), потом сел в кресло и сжал руками виски.
— А вдруг вскрытие покажет… — прошептал он в тревоге, — но это уже забота Макса. Боже, какой я подонок!
Это был Мондейл, осуществивший замысел Макса: отравив Роуза, он просто одел ему свой ирландский парик, а сам облачился в костюм мистера Грэга.
«Роузу не везет на секретарей», — так говорили у Роуза, но им всем была глубоко безразлична судьба Мондейла, даже если это был самый главный секретарь самого босса.
11. Комиссар Троп
Эдвард Троп в молодые годы участвовал в войне против Гитлера, потом провел несколько лет в Германии, но у него не сложились отношения с начальником и он вернулся в Америку, в Даллас. Город нелюбезно встретил Тропа, или, может быть, Троп стал другим, трудно сказать. Друзья обзавелись семьями, каждый старался пробиться в жизни, и им было не до Тропа. Товарищ детства, Грэг Роуз, где-то болтался на другом конце света у арабов, в поисках нефти.
Эдвард походил неделю без работы, присматриваясь, но подходящего места не находилось, да и сам он не знал, что бы его устроило.
Однажды один из друзей отца, давно перебравшийся из Далласа в Дортинг, приехав в отпуск в родной город, зашел как-то домой к Тропу и, не застав отца, разговорился с Эдвардом. Узнав, что тот несколько лет прослужил в армии и имеет офицерский чин, предложил парню переехать в Дортинг, где он сможет содействовать ему устроиться в криминальную полицию, если, конечно же, эта служба привлечет молодого Тропа. Троп подумал и согласился. Тем более, ему хотелось уехать из Далласа.
Троп начал службу в полиции в скромной должности инспектора. Шли годы, рос опыт Тропа, он заметно продвинулся по служебной лестнице. К пятидесяти годам Троп стал комиссаром полиции. За два десятка лет через него прошли сотни различных дел, связанных с насилием, убийствами, грабежами. Но это не ожесточило его, не сделало беспристрастным к человеческим страданиям. Троп сохранил способность остро реагировать на чужую боль, оставаясь порядочным человеком, насколько это было возможно, работая в полиции. В преступном мире его уважали.
Но три года назад карьера Тропа неожиданно прервалась, и причиной тому было убийство графини Марии Скалацца, в раскрытии которого комиссар влез чересчур глубоко. Таким образом, бывший комиссар Троп вернулся в Даллас, благо семьи он не завел и сборы не заняли много времени. В отличие от детективов в отставке, которые, как пишут в книгах, сплошь занимаются разведением роз, Троп купил в пятидесяти милях от Далласа небольшую ферму и стал разводить скот.
— Надо же кому-то этим заниматься, — с усмешкой оправдывался перед самим собой Троп. Он завел знакомства среди соседей-фермеров. Знакомился с прогрессивным методом разведения крупного рогатого скота, вводил новинки у себя в хозяйстве и, поскольку все привык делать обстоятельно, то и новую профессию освоил основательно.
Приезжая в Даллас ранее, будучи комиссаром, Троп виделся иногда с другом детства Грэгом Роузом, который к тому времени стал влиятельным бизнесменом и богатейшим человеком в стране.
— Высоко ты забрался, Грэг, — говорил Троп, — и как это тебе удалось? Наверняка, если покопаться в твоей биографии, то моему ведомству нашлось бы чем заниматься, а? — полусерьезно добавлял бывший комиссар.
— Ты — полицейская ищейка и больше ничего. У тебя на уме только хватать, хватать! — отшучивался Грэг, — а впрочем, Эдвард, ты не так уж и неправ. Но начинать тебе следует знаешь с кого? С любого губернатора, мэра, сенатора. Я подчеркиваю, с любого, и ты не ошибешься!
Так, в шутливой беседе и воспоминаниях о юности, проходила их беседа. Им было о чем вспомнить. В последние годы Роуз стал сдавать, появилось какое-то безразличие и усталость.
— Знаешь, Эдвард, я как машина запрограммирован на адскую работу и по привычке все расширяю свой концерн, подминаю под себя других, более слабых, дерусь с ними насмерть и не могу остановиться. Иначе — загрызут. А мне все порядком надоело. Я толком не знаю, сколько я сейчас стою со всеми потрохами: за меня считают газеты и, конечно же, как всегда преувеличивают. Чужие деньги легче считать. Кстати, тебе ничем помочь не нужно в этом смысле?