Пятый кодекс
Шрифт:
– Прости нас, грешных, Господи!
Только доктор поднял палец вверх, дескать, рано радоваться.
– Юрочка, сынок. – Александра Сергеевна принялась целовать руку мальчика.
– Он пришёл!
– Кто пришёл, сыночек? – Женщина растерянно посмотрела на врача.
Тот только пожал плечами.
– Птица-дядя… Дядя-птица… Разноцветный!..
– Ну, вот видите, я же говорю – бредит, – сокрушённо резюмировал доктор. – Надо оставить мальчика в покое. Ему нужен покой, сон…
– У-у-у-у-а-а-а-а! У-у-у-а-а-а! А-а-а-ап! – вдруг закричал
– Господи, Юра, что с тобой?! – вскрикнула мать и разрыдалась.
От этого вздрогнули все братья Юры, а Галочка в очередной раз заплакала.
– Люся, уведите детей на улицу, – скомандовал доктор служанке. А сам подошёл к Александре Сергеевне и обнял её за плечи: – Я же говорил, чудес не бывает, Александра Сергеевна.
– А может, это б-бесы? – едва выдавила из себя женщина.
– Ну-у-у, – улыбнулся Эдуард Вениаминович, – вы же цивилизованная женщина. Бросьте эти пережитки.
Внезапно Юра подхватился и что-то громко закричал на непонятном языке. Его глаза казались пустыми, ничего не выражающими. Александра Сергеевна опять вскрикнула, а доктор с удивлением посмотрел на ребёнка:
– Хм… Интоксикация?.. Более чем странно… А ну-ка, ну-ка…
Мужчина посмотрел мальчику в глаза и, подняв его веки, осмотрел белки.
– Да нет. На желтуху не похоже…
– Эдуард Вениаминович, что с ним? – с мольбой в голосе спросила Александра Сергеевна.
Тот взял Юру за руку, нащупал пульс, потом потрогал лоб мальчика.
– Жар… Очень сильный жар.
Взрослые оставались рядом, им было и невдомёк, где в это время находился разум мальчика, что видел и ощущал маленький Юра Изотов…
Солнце пекло в самую макушку. В чьяпасских лесных долинах стоял тропический полдень, а здесь, на возвышенности, горячий ветер обдувал лицо. Незнакомые места… Горы, деревья, которых Юра никогда и не видел и о которых он потом будет не раз рассказывать родным. Те, в свою очередь, станут считать его фантазёром, поскольку тоже никогда не бывали на побережье Тихого океана. Но сейчас… этот незнакомый край, со странными птицами, деревьями и… людьми?
Перед Юрой стоял человек, который смотрел будто сквозь него. Он был очень страшный – почти голый, только на плечах висела шкура какого-то неизвестного зверя (позднее мальчик узнает, что это шкура броненосца). Лоб удивительного темнокожего мужчины был словно зажат в тиски, голова заканчивалась жиденькой кучкой волос, отчего сам человек напоминал кукурузный початок. Глаза дикаря скошены почти до переносицы, а на лбу висела громадная бусина. И от этого туземец казался более страшным.
А ещё были люди. Много людей. Большие и маленькие, старые и молодые, взрослые и дети. Голые спины согнутых в пояснице жителей целого племени. Они кланялись страшному жрецу, повторяя слова его мантры на непонятном языке. На большом холме, на столе из грубо обработанного камня лежал распростёртый человек. Лицо его было отрешённым, а губы что-то беззвучно шептали.
Вдруг человек в
– Ви-и-и-и-и-и-и-и!
Племя, как по команде, разогнулось, тоже подняло руки кверху и повторило:
– Ви-и-и-и-и-и-и-и!
Так повторилось трижды, и вдруг, словно на зов людей, где-то вдали послышался гул, и земля содрогнулась. Что это?
Если бы Юра родился на шестьдесят лет позже, он мог бы представить ракету или реактивный самолёт, летающую тарелку или луноход, но ничего, кроме трамвая, мальчик из южнорусского городка представить не мог. Гул нарастал и отдавался в мозгу тяжёлыми ударами, он напоминал протяжный крик племени «Ви-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и…».
Неожиданно откуда-то из-за спины Юры на поляну выступил… человек – не человек… Существо огромного роста, превосходящий любого из племени раза в два. Тело великана было покрыто перьями, которые горели разноцветными огнями, словно новогодняя гирлянда, но это был не карнавальный костюм. Что-то подсказывало, что эта одежда была не праздничной. Но откуда об этом мог знать маленький Юра? Он стоял здесь, но был невидим для присутствующих, а они были видимы, но неосязаемы для мальчика. Его удивление было сильнее страха. Вернее, страха даже не было, было безмерное, бесконечное любопытство. Человек-птица поразил его.
Действительно, черты лица этого исполина можно было назвать птичьими. Небольшие глаза и острый, загнутый крючком нос на бронзовом лице делали его совсем непохожим на тщедушных, широконосых туземцев, которые с невообразимым трепетом, не в силах отвести глаз, смотрели на это чудо природы. Нет, даже не чудо, а божество. Да, он был для них божеством – этот великан, то ли прилетевший на огненной колеснице, то ли спустившийся с небес. Женщины заплакали от радости, а мужчины оробели, как дети, протягивая руки в сторону этого живого идола.
– Вицлипуцли! – восторженно обратился жрец к высокочтимому гостю.
Юра даже не заметил, что стал понимать язык этих людей.
– Вицлипуцликостамегеценкоатль! – повторил жрец уже полное имя великана. – Это сердце принадлежит тебе! – Жрец указал на лежащего на жертвенном алтаре мужчину. – Его кровь станет твоей, как и кровь всего живого в этих горах, только радуй нас своим присутствием! Будь с нами!
– Будь с нами! – хором повторило всё племя…
– Будь с нами! – повторил Юра бледными, обескровленными губами…
– Юра! Юрочка! – оживилась Александра Сергеевна.
На часах была половина третьего ночи. Сын пришёл в себя. Ни мать, ни отец не спали, сидя у кровати.
– Слава тебе, Господи. – Несчастная женщина подняла руку для крестного знамения.
– Па, привет! – обратился Юра к отцу, и Валентин Дмитриевич улыбнулся, едва сдерживая слёзы.
– Здравствуй, сынок…
– Видит! Валик, он видит! – радостно воскликнула Александра Сергеевна и уткнулась лицом в плечо мужа. Её плечи содрогались.