Пятый туз
Шрифт:
Она также не любила жить с подругами, которые соглашаются вести хозяйство, но сразу же требуют внимания, лезут с расспросами, дают советы.
Настя была для Елагиной «то, что надо»… Очень дальняя родственница из Саратова. Она приехала в Москву куда-то поступать, но провалилась.
В свои двадцать четыре года она, как казалось Елагиной, не испытывала никакого интереса к мужскому полу. Скромная, тихая, трудолюбивая… Все в доме убиралось и готовилось, пока Евгения была на работе.
И еще, Елагина была уверена в ее честности: после любых покупок Настя составляла подробный
Евгения Евгеньевна, рассказывала знакомым о Насте, любила шутить: «Она ко мне не столько из Саратова приехала, сколько из девятнадцатого века».
…Елагина вышла на пустынный Проспект Мира и направилась к Рижскому вокзалу.
Удачное время. Можно спокойно осмотреться.
Она перешла проспект и, миновав два переулка, оказалась на Трифоновской улице.
Похоже, что все спокойно… Этот Николай излишнюю бдительность проявляет. Впрочем, в такой игре нет ничего лишнего.
Елагина взяла машину и уже в первом часу была у ресторана на Лубянке.
Она сразу заметила Николая, который стоял на углу, около большого гастронома… Когда она двинулась в его сторону, он повернулся и стал медленно удаляться к Мясницкой… А затем он вдруг свернул на Малую Лубянку.
Елагина держала дистанцию. Она не стала его догонять, пока он сам не остановился в переулке возле костела.
– Ну, Евгения, здравствуй.
– Доброй ночи тебе, Коля.
– Не боишься в самом логове встречаться?
– Тебе виднее.
– Это точно. Здесь спокойнее. Места знакомые. Ты вокруг своего дома посматривала?
– Да, все чисто… Выкладывай свое горе, Николай.
– Ты меня теперь зови Федор… Федор Дмитриевич. Это настоящее имя… Мы с тобой так повязаны, что я больше Ваньку валять не буду… Впрочем, я и на Николая откликаться могу…
Федор коротко описал последние действия «Януса». Особенно отметил опасные моменты для самой Елагиной:
– Ты пойми, Женечка. Я не прошу тебя своих людей спасти. На самом деле ты себя спасешь… Послушай-ка мой план. Ты завтра утречком бери своего дружка, Бориса Петровича. Он еще тепленький, дрожит весь от страха… Пусть забирает дело себе. Повод есть! Панин бывший полковник КГБ, ответственный работник. Как раз объект для Генеральной прокуратуры… Согласна?
– Согласна… И что дальше?
– А дальше пусть передает дело своему следователю, которому довериться можно. А уж ты его купи. Не пожалей денег!.. Ему большая работа предстоит. Панина надо под подписку выпустить. Все записи надо уничтожить. Слесаря стоит нейтрализовать. Он мог себя не назвать, но знай, что это Рогулин Иван Сергеевич.
– Ты ясней выражайся, что значит – нейтрализовать?
– Один вариант – отпустить. Но это сложно. Очевидно, что на нем убийство, хотя его доказать надо… Есть другой вариант… Я тебе коробочку дам, три таблетки. Пусть тот следователь с Рогулиным чайку попьет…
– Ты на что меня толкаешь?
– А ты найди другой путь!.. Рогулин и про тебя все знает, и про Корноухова, – не моргнув глазом, соврал Федор. – Мне-то что. Пусть живет… Пусть говорит!
– Какие еще задания?
– Разберись с этими частными детективами. Один из них к тебе приходил?
– Было дело.
– И визитку оставил?
– Да! Их фирма, кажется, «Сова» называется.
– Я даже этого не знал… Выясни все. Найми кого-нибудь… Боюсь, что не остановятся они, дальше копать будут… Ты все узнай, и, если не очень будут мешать, ты их не трогай. Оставь их мне… Я завтра уеду на две недели.
Когда они подошли к метро «Тургеневская», Елагина нерешительно остановилась у телефона-автомата. Она неторопливо вынула записную книжку, полистала ее и набрала номер. Трубку сняла жена Корноухова.
– Извините, я понимаю, что час ночи. Но мне нужен Борис Петрович. Это срочно по работе… Борис? Завтра будь у моего дома в восемь утра. Машину отпусти раньше – на моей поедем… Завтра все узнаешь.
Не дожидаясь ответа, она повесила трубку.
Федор посмотрел на нее с искренним обожанием:
– Молодец ты, Евгения. Теперь я спокоен. Можно завтра в путь… За границу – с чистой совестью!.. Слушай, тебя проводить? А то мне ночевать негде.
– А два часа назад не мог это сказать? Как чурку по улицам таскаешь… Нельзя было все в постели обсудить?.. На метро, что ли, поедем?
– Зачем на метро? У меня здесь машина на бульваре припаркована. Вон она стоит.
Глава 10
Игорь Савенков никак не мог привыкнуть спать долго.
В его семье считали, что воскресенье – это тот день, когда можно отоспаться за всю неделю. И спали до десяти, одиннадцати… Сын мог проспать и до часу дня. А Игорь – не мог.
Он с тоской поглядел на часы: всего восемь.
Не хотелось просто лежать и думать… Жаль, но невозможно почитать вчерашние газеты – надо включать свет, шелестеть страницами, а это непременно разбудит Галю.
Он осторожно повернул голову и, вглядываясь в ее лицо, улыбнулся… Она лежала, почти свернувшись калачиком, смешно наморщив нос и надув и без того пухлые щеки… Лицо выражало абсолютную безмятежность, спокойствие, детскую наивность. Именно детскую…
Это было странное ощущение. Игорь видел и морщины сорокапятилетней женщины, и проблески седины на ее висках… И все-таки это было лицо ребенка.
Игорь вспомнил, что еще десять минут назад он хотел что-то почитать… Он продолжал улыбаться и смотреть на жену с довольно глуповатым, блаженным и умиленным выражением лица.
Жена могла заменить ему все: газеты, книги, развлечения, алкоголь, дела, друзей. Вернее, она была для него самым главным, самым интересным, самым важным, самым незаменимым.
И она всегда была большим ребенком.
Она могла заплакать, увидев хромую собаку, могла испугаться темноты, могла обрадоваться маленькому подарку, могла смешно надуть губы, обидевшись на неудачное слово.