Пятый угол
Шрифт:
В последние дни она прикладывалась все чаще, все охотнее и с утра пораньше. Она страдала от аритмии. Ей просто необходимо было выпить!
Ибо если она не пила, то не могла больше выносить воспоминаний о милом, неповторимом, чудесном Жане — этой собаке, этом варваре! С коньяком кое-как еще можно было выдержать. Теперь она стала богатой, теперь забот у нее больше не было. Своего возлюбленного она никогда уже не увидит. Стыд за свою связь с ним улетучивался.
Дрожащими пальцами Эстрелла извлекла золотой флакон из своей
— Никогда, никогда я не забуду его!
6
— Никогда, — говорил Томас Ливен, — никогда я не забуду ее!
Вечерние сумерки, окрашенные в перламутровые тона, спускались на Лиссабон. Как разъяренный тигр, Томас Ливен метался по камере.
Он выложил Лазарю все как на духу. Теперь Лазарь знал и настоящее имя Томаса, и в чем его обвиняют, и что его ожидает, если он попадет в руки немецкой, британской или французской секретной службы.
С сигаретой в зубах горбун озабоченно смотрел на своего друга, потом заговорил:
— Такие истерички — чистый кошмар! Никогда не знаешь, что ей еще взбредет в голову.
— В том-то и дело! Возможно, завтра эта дама напишет письмо префекту полиции и повесит мне на шею какое-нибудь нераскрытое убийство!
— Или несколько.
— Извини, что?
— Или несколько нераскрытых убийств.
— Ах, вот что. Именно. Нет, нет, я оказался в жутком положении. Проклятый браслет она, конечно же, тоже захватила с собой! Его уже никогда не найдут! Я могу сидеть здесь, пока не сгнию.
— Да, — согласился Лазарь, — и потому тебе нужно поскорее выбраться отсюда.
— Выбраться? Отсюда?
— Прежде чем она тебе еще больше напакостит.
— Лазарь, это ведь тюрьма.
— Ну а если и так!
— С решетками и стенами, тяжелыми железными воротами. С судьями, охраной и свирепыми псами.
— Все верно. Именно поэтому выйти отсюда с такой же легкостью, с какой вошел, не рассчитывай
Томас присел на край кровати.
— Но выход есть?
— Есть один способ. Но нам придется немножко попотеть. Ты говорил, что научился подделывать документы?
— Еще как!
— Гм. В подвале есть типография. Все формуляры для судов печатают здесь. Подлинный штемпель мы раздобудем. Н-да, все теперь будет зависеть только от тебя, малыш.
— От меня? Как так?
— Тебе нужно будет измениться.
— В каком направлении?
Лазарь грустно улыбнулся.
— В моем направлении. Ты должен стать меньше ростом. Ты должен ковылять. Тебе нужно заиметь горб и щеки, как у хомяка. Твой рот должен конвульсивно подергиваться. И, конечно, твой череп должен быть абсолютно лысым. Я тебя напугал, малыш?
— Со-овсем нет, — мужественно солгал Томас Ливен. — Чего
— Самое ценное, что есть в жизни, — согласился Лазарь. — А теперь внимательно слушай, что я тебе расскажу.
И он стал рассказывать, а Томас Ливен — со вниманием слушать.
— Разумеется, в тюрьму попасть всегда легче, чем выбраться из нее, — сказал горбун Лазарь Алькоба. — Но и не так уж это сложно — выйти отсюда.
— Это меня очень радует!
— Просто счастье, что мы сидим в Португалии, а не в твоем фатерланде. У тебя дома этот номер не прошел бы, там за порядком следят.
— Вот-вот. Немецкие тюрьмы — лучшие в мире, да?
— Сам дважды сидел в «Моабите»! — Лазарь стукнул себя по коленке. — Скажу тебе, португальцам до этого далеко. Они какие-то домашние, им не хватает прусского духа, основанного на понимании своего долга, немецкой дисциплины.
— Да, это верно.
Горбун постучал в дверь камеры. Тотчас же появился приветливый, щедро подкармливаемый Томасом надзиратель Жулиао, словно официант в хорошем отеле.
— Позови-ка сюда повара, старина, — сказал ему Лазарь. Жулиао исчез с поклонами. А Лазарь объяснил Томасу:
— Именно с кухни начинается твой побег…
Немного спустя горбун говорил толстяку повару Франческо:
— Послушай-ка, у нас там внизу, в подвале, находится типография, верно?
— Да, она печатает все формуляры, которые требуются для судопроизводства.
— В том числе и ордера на освобождение для прокуратуры?
— Наверняка.
— Ты знаешь кого-нибудь из заключенных, работающих там, внизу?
— Нет, а зачем?
— Нам нужен ордер на освобождение.
— Могу поспрашивать, — сказал повар.
— Ну так поспрашивай, — вклинился Томас Ливен. — Тому, кто выполнит нашу пустячную просьбу, гарантируется неделя приличной кормежки.
Два дня спустя повар доложил:
— Есть один, но он требует за это месяц приличной кормежки.
— Не может быть и речи, — холодно отозвался Лазарь. — Две недели. Не больше.
— Должен сперва спросить, — сказал повар.
Когда он удалился, Томас сказал горбуну:
— Не будь таким скупым! В конце концов это мои деньги.
— Дело принципа, — возразил горбун. — Ты не имеешь права сбивать цены. Да, кстати, ты мне рассказывал, что сумеешь подделать штемпель. Надеюсь, это правда.
— Штемпеля, которого я не сумел бы сфабриковать, не существует. Прошел курс у лучшего специалиста в этой области, — возразил Томас, и подумал: «Чудовищно, как глубоко может пасть человек — да еще и гордиться этим!»
На следующий день пришел повар и сообщил, что печатник согласен.
— Где формуляр?
— Печатник говорит, что сперва он хочет две недели жратвы.
— Доверие за доверие, — проворчал Лазарь, — или мы получим формуляр немедленно, или пусть он забудет это дело.