Пыль дорог
Шрифт:
– Хворост собрать, – пожал плечами музыкант.
– В смысле?
– В прямом, – любезно пояснил бард. – Нужно разжечь костер. Я не уверен, что здесь нет хищников. Или ты предпочитаешь спать на дереве?
– Как же я тебя ненавижу! – тихо простонал мошенник, вставая. Как можно в полной темноте собирать хворост?
К счастью, у Найрида обнаружилось старое конденсированное осветительное заклинание, так что удалось набрать немного сухих веток. Засыпая, мошенник старался не думать о том, что вставать ему придется часа через два-три, чтобы следить за костром. Сперва менестрель,
На рассвете, когда солнечные лучи только начали проникать сквозь неплотную решетку ветвей, Каренс проснулся. Причем проснулся, вопреки устоявшейся традиции, вовсе не потому, что Найрид решил в очередной раз показать всю пакостность своего характера. Просто какой-то дурной проголодавшийся дятел затарабанил по дереву над самым ухом мошенника. Каренс подскочил от этой нежданной дроби, заозирался по сторонам и с удивлением понял, что этой ночью его никто не будил.
Менестрель сидел возле давно потухшего костра, обхватив руками колени, и спал, свесив голову. Каренс встал и, подойдя к дремлющему музыканту, потряс его за плечо.
– А? Что? – подскочил Найрид. – Я не сплю! Я слежу!
– Ты почему меня не разбудил? – рявкнул Каренс.
Найрид сладко зевнул:
– Когда?
– Когда моя очередь сторожить костер подошла!
Если бы Найрид объяснил свой поступок жалостью, Каренс бы точно разобиделся, но менестрель слишком хорошо знал друга, а потому просто рассмеялся:
– Я сам заснул.
Ссора закончилась, так толком и не начавшись.
Надо сказать, лес только издали да в потемках казался небольшим. Сейчас, окинув взором расстилающийся пейзаж, Каренс с уверенностью мог сказать: гитару придется искать долго. Причем не факт, что удастся найти хотя бы ее обломки.
Мрачный голодный джокер (запасов не оказалось ни у одного из путешественников) плелся за менестрелем и подсчитывал в уме, сколько же он протянет на подножном корме. Получалось, что очень мало. Для диких груш и яблок еще рано, ягоды тоже не поспели, об охоте не могло быть и речи ввиду отсутствия даже подобия силков, не говоря уже об оружии.
Трава мягким ковром стелилась под ноги. Где-то над головой раскричалась невидимая птица. Мошенник на мгновение поднял взор к скрытым за переплетением ветвей небесам, ничего не увидел, затем бросил взгляд себе под ноги и вздрогнул, обнаружив расплывшиеся под сапогом, на травинках, алые брызги. Мысль заметалась перепуганным зайцем. Кто, когда, как? Где труп? И почему ни менестрель, ни джокер ничего не услышали – ведь пятна свежие…
Мошенник осторожно сдвинул ногу в сторону, вглядываясь в растущие поблизости кусты, и тихо выругался: под сапогом обнаружилось с десяток раздавленных раннеспелых ягод.
– Ты что стоишь? – окликнул Каренса ушедший вперед Найрид.
– Задумался, – отмахнулся джокер.
Ближе к полудню чувство голода стало просто нестерпимым, а неутомимый музыкант все шел и шел вперед, зорко оглядываясь по сторонам, словно надеясь разглядеть где-то в кустах оброненную неведомым чудовищем гитару. Когда Каренс предложил поймать какую-нибудь живность на обед, музыкант только ядовито поинтересовался, давно ли он не сидел в тюрьме за браконьерство.
Тихий то ли плач, то ли поскуливание менестрель услышал первым. Он замер, вскинув руку:
– Слышишь?
– Что? – непонимающе закрутил головой мошенник. Ничего не обнаружив, он вынес вердикт: – Это у тебя видения уже начались. От голода.
Найрид нахмурился:
– Видения бывают либо у святых – а я пока к Скхрону в гости не собираюсь, – либо у припадочных, а я…
– А у тебя все признаки, – заверил его джокер.
– Да я тебя! – замахнулся на ученика музыкант.
– Вот видишь, уже кидаться начинаешь, скоро пена изо рта пойдет.
Новый всхлип, раздавшийся откуда-то слева, услышал даже не верящий ни во что джокер.
Путешественники переглянулись и, не сговариваясь, направились на звук.
С неделю назад над лесом промчалась гроза, как и положено: с громами, молниями, завываниями ураганного ветра. Один из порывов ветра повалил толстый вековой дуб. Выворотень переплелся ветвями с растущими неподалеку деревьями, образовав над самой землей густую беспорядочную сеть. И вот в ячейку этой сети и попала передней лапой молодая волчица. То ли перескочить пыталась, то ли еще что. Зверь угодил в ловушку дня три назад, не меньше – вывернутый под странным углом сустав не давал волчице выбраться из природного силка, и сейчас она, ослабшая от голода, уже даже не пыталась вырваться. Лишь жалобно повизгивала, не отводя взгляда серо-золотых глаз от вышедших на поляну людей.
– Подержишь за голову? – мрачно поинтересовался мошенник, делая шаг по направлению к пойманному зверю.
Менестрель задумчиво потер подбородок:
– Попытаешься освободить?
– А у меня есть выбор?
– Ты же вроде был голоден? – хмыкнул Найрид, расстегивая надетый с утра колет.
Джокера аж передернуло:
– Спасибо, но волчатину я не буду есть даже под угрозой виселицы.
– А что так?
– Дрянь неимоверная, – мрачно буркнул Каренс, подходя к пойманному зверю.
– Пробовал, что ли? – не поверил Найрид.
За время разговора спутники успели приблизиться к волчице: менестрель взвесил в руках снятый колет и, размахнувшись, набросил его на морду зверю. Волчица взвыла, отчаянно замотала головой, но менестрель был сильнее.
– Довелось, – сообщил джокер, запуская руку в сплетение веток.
– И как? – спросил музыкант.
– Вроде ж понятно сказал: больше не буду есть даже под угрозой смерти.
На некоторое время наступило молчание, прерываемое лишь отчаянным поскуливанием. Внезапно Каренс остановился и предупредил:
– Я сейчас отломлю последнюю ветвь, а ты держи ее покрепче.
– Зачем? – не понял Найрид.
– Сустав постараюсь вправить, – вздохнул джокер. Затея нравилась ему все меньше и меньше, но раз уж начал блефовать, доводи тур покера до конца. Практически освободив лапу зверя, он положил пальцы на выбитую кость. Дикий вой – и серая молния, стряхнув на землю уже изрядно подранный колет, прихрамывая, метнулась мимо замерших приятелей в кусты.
Менестрель поднял с земли куртку, задумчиво провел пальцами по дырам и вздохнул: