Пыль дорог
Шрифт:
– Я и не говорю про оружие.
– Я никогда не убивал и не умею этого делать, – резко сказал менестрель. – И если вам кто-то наплел подобную чушь, то идите и выясняйте, какого черта меня решили оболгать.
– Но вы ведь сын барона Лингура?
– Сын.
– И?..
– У орков нет и никогда не было никаких особых даров, – отрубил менестрель.
– Вы уверены?
– Мне поклясться?
Юноша вздохнул, встал и медленно и четко начал:
– Господин Лингур, я хотел бы сказать вам следующее. Я неоднократно слышал ваши произведения. Я всегда почитал
– Благодарю за комплимент, – усмехнулся менестрель.
Артаир на мгновение склонил голову в поклоне – и вышел из комнаты.
Плотно закрыв за собой дверь, он бросил замершим у входа огру и горгулье:
– Он слишком много знает. Убить. – И растаял в зеленоватом облаке портала.
Наемники переглянулись, горгулья взвесила в руке тяжелый кинжал…
До выбранного заговорщиками дня оставалось не более двух суток. Артаир принес неутешительные вести: дар оркского барона – всего лишь миф. От идеи пришлось отказаться.
Да черт с нею, с этой идеей, решил герцог Корелийский. Среди быдла уже давно посеяны ростки гнева. Ненависть к троллям колосится буйными травами. Кинь лучину – и на сухом хворосте разгорится костер. А пока стоило заглянуть в Пиковую гильдию: герцог еще вчера оставил заказ – следовало выяснить, будет ли он принят.
С фавном, работающим связующим звеном между заказчиками и пиковым тузом, герцог должен был встретиться у входа в Императорскую библиотеку. Господин Доран (герцог, как ни старался, не смог выяснить, какую ступень в криминальной иерархии он занимает) стоял, опершись рукой о гриву каменного льва, лежащего на широких перилах близ входа.
– День добрый, – поприветствовал он герцога.
Герцог выдавил улыбку:
– И вам того же, господин Доран. Заказ принят?
Фавн вздохнул и, переступив с копыта на копыто, покачал головой:
– Увы, в течение ближайшей недели заказы не принимаются. Таково решение пикового туза. – Перед лапами каменного льва, словно по волшебству, появился небольшой кошелек – возвращаемый убийцами аванс.
Такой подножки герцог Корелийский попросту не ожидал. Черт с ним, с баронским даром, но отказ Пиковой гильдии – это уже чересчур. И ведь надо-то всего ничего: ровно через два дня, ночью, перерезать глотку главе гильдии купцов. Задаток был внесен хороший – и пики отказываются от работы?
Герцог сам не заметил, как озвучил вопрос. Фавн только вздохнул:
– Таково решение пикового туза. Кстати, обращаться к гастролерам не советую.
Герцог сплюнул под ноги, чувствуя, как стягивается на шее удавка. Хотя остается ведь еще один вариант. Но фавн словно прочел мысли заказчика:
– Трефы тоже не возьмутся. У них тот же мораторий.
Кровь Та-Лиэрна! Что делать?
Герцог окинул фавна задумчивым взглядом. И медленно пододвинул к его ладони, лежащей на каменных перилах, тяжелую золотую монету: крупную, идущую из расчета даже не десять сребреников, а сто.
– Пиковый туз запретил, – заискивающе начал он, – но мы же с вами разумные существа.
Доран скользнул пальцами по блестящей поверхности злотого и вкрадчиво поинтересовался:
– Вы сообщали кому-нибудь о нашей встрече?
Что-то жуткое было в голосе неприметного фавна, отчего герцог поежился и поспешно соврал:
– Конечно.
– Только поэтому вы не умрете сейчас. Это произойдет… Когда должен быть выполнен заказ? Правильно, через два дня, – мягко сообщил ему фавн. – Смерть в результате несчастного случая. В нашей гильдии не принято решать вопросы через голову пикового туза.
Герцог Корелийский почувствовал, как сердце сжала невидимая рука: в карих глазах фавна не было ни малейшего намека на смех.
– Вы мне угрожаете? – прокаркал герцог, чувствуя, как у него пересохло в горле.
– Что вы, – рассмеялся Доран. – И в мыслях не было. Как я могу угрожать столь уважаемому человеку – я ведь не имею никакого отношения к Пиковой гильдии. Считайте это просто предсказанием.
Менестрель появился ближе к полуночи, когда мошенник уже отчаялся. Музыкант, пьяный, как последний брауни, толкнул дверь, при этом ударив трактирщика, решившего запереть на ночь свое заведение. Покачиваясь, как в дикий шторм, Найрид покосился на трактирщика, прижимающего ладонь к кровоточащему носу, и плюхнулся на лавку, чудом не промахнувшись.
– Трактирщик! Вина! – рявкнул он, окидывая пьяным взором комнату.
Хозяин таверны, молодой крепкий тролль, мгновенно забыв о боли, метнулся к стойке, и через мгновение перед загулявшим музыкантом стояли несколько кувшинов и кружка.
Найрид плеснул вино в чашку и отхлебнул.
Каренс мгновенно оказался рядом с ним:
– Что происходит?! Какого черта?!
– А, это ты, – поднял на него пьяный взгляд музыкант.
– Я. И я не пойму, какого черта ты так пьян.
Музыкант только ухмыльнулся:
– Завидуешь? Садись, выпьешь со мною.
Ничего не понимающий мошенник плюхнулся на скамейку напротив и, не особо заморачиваясь поисками кружки, отхлебнул прямо из кувшина:
– Ну?
…Трактирщик, замкнув дверь, давно ушел спать, решив, что ничего ужасного эта парочка не сотворит. Отблески свечи метались по потемневшим от времени стенам, ветер шумел в каминной трубе, под столом валялись пустые бутылки, обмотанные шпагатом, а менестрель все продолжал свой рассказ.
– А потом я их убил, – обыденным голосом закончил он, исподлобья глядя на ошарашенного мошенника.
– Как? У тебя же руки были связаны!
Найрид пьяно ухмыльнулся:
– Ручками. Дар передается от отца к старшему сыну рода Лингур. Дотрагиваешься до существа и говоришь про себя: «Хочу, чтобы у него остановилось сердце». Хороший дар, не правда ли? – Нетрезвый смешок. – Теперь я убийца. Прелестно, да? Менестрель – и вдруг душегуб. Профессиональный. Одним прикосновением – любого. А ведь ты меня боишься, – вдруг поменял он тему разговора. – Боишься. Хочешь, я прикоснусь к твоей ладони и скажу: «Хочу, чтобы у тебя остановилось…»