Пыль Египта. Рассказы о мумиях. Том III

Брэдбери Рэй Дуглас

Пытаясь освободиться от ее объятий, я взглянул ей в лицо, оказавшееся совсем близко от моего. Оно было человеческим и одновременно нечеловеческим, если вы понимаете, о чем я говорю. Оно было привлекательно, как лицо всякой другой женщины, на которую я когда-либо смотрел, однако выражало какую-то дьявольскую решимость.

«Помоги мне выбраться, помоги мне выбраться!» — слышал я ее вскрикивания, и она цеплялась за меня с такой силой, словно ее худые руки были сделаны из стали.

«Я не могу, — произнес

я, хотя до этого момента ни разу не раскрывал рта. — Ты теперь сильнее меня. Ты должна помочь мне».

Но она, не разжимая свои белые зубы, рассмеялась, и я никогда прежде не слышал такого смеха. Вам известно, наверное, выражение «мороз по коже» — именно это я и почувствовал тогда.

Словно сумасшедший, я начал вырываться из ее объятий, и, борясь, мы постепенно достигли середины склепа. «Наверх, наверх», — задыхаясь, повторяла она, и ее пылающие глаза неотрывно смотрели на лестницу. Мои колени становились ватными, и внезапно я понял, что если не сумею освободиться, то никогда уже не проснусь в этой жизни.

Я сделал отчаянное усилие и увидел ее, покачивающуюся из стороны в сторону на середине склепа и смотрящую на меня своими черными горящими глазами, затем все погрузилось в темноту, и я очнулся в постели рядом с Мэгги, слишком слабый даже для того, чтобы кричать.

В эту ночь я больше не спал. Что-то подсказывало мне, что если я усну, то непременно вернусь к ней. Высосанные из меня жизненные соки сделали ее сильной, и она, казалось, звала меня все то время, пока я, сжав зубы и широко раскрыв глаза, неподвижно лежал в темноте.

В пять часов я почувствовал себя в состоянии встать. Мэгги, естественно, проснулась и заворчала, но я был слишком испуган, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Я сказал ей, что меня опять мучают боли и я собираюсь спуститься в кухню и выпить горячего кофе. Я так и поступил, хотя с трудом смог поставить кастрюлю на конфорку.

Я сидел там до утра. Кофе пошел мне на пользу, и я приготовил себе сэндвичи с холодным мясом. Я ощущал такой голод, словно не ел целую неделю. В тот день я не пошел в офис — у меня просто не было сил работать. Я направился в публичную библиотеку и проспал там почти все утро, а когда меня попросили оттуда, устроился на скамейке в парке и проснулся уже после полудня.

Мне пришлось, конечно, вернуться домой в то же самое время, когда я обычно возвращался. Я очень боялся, что Мэгги могла каким-то образом узнать, что я отсутствовал на работе, но, к счастью, сегодня боссу было не до меня. И дома мне задали массу вопросов лишь насчет купленной мною бутылки виски — той, что стоит на камине. Я было придумал, что за ужином разыграю сцену, начну бить посуду и уйду из дома, но я очень люблю Мэгги. А затем я вспомнил о вас, доктор…

Сэндмайер замолк, слегка поежился, словно от озноба, и воскликнул:

— Ну

вот и все! Я вижу, что вы не поверили мне, не правда ли? Но я боюсь, уверяю вас, просто содрогаюсь от ужаса при мысли, что сейчас мне придется идти спать.

Мысленно доктор, скромный маленький человек, большую часть своей жизни лечивший обитателей трущоб, уже поставил диагноз Герберту Сэндмэйеру — крепкому мужчине, решившему с помощью выпивки забыть о своих проб-лемах. Он встал и опять посмотрел на почти пустую бутылку виски. Затем он перевел взгляд на Герберта и решил, что за один-два дня можно остановить этот алкогольный бред, граничащий с белой горячкой.

— Я вовсе не утверждаю, что не верю вам, — успокоил он Сэндмайера. — Но мне трудно обсуждать вещи, которые не совсем в моей компетенции. Я дам вам лекарство, которое поможет вам сегодня спокойно уснуть, а завтра утром, часиков в десять, приходите ко мне на прием.

— Но вы не поняли! — взорвался Сэндмайер. — Я не хочу спать! Я хочу бодрствовать всю ночь. Если я усну, эта дьяволица в склепе высосет из меня остатки сил, и я не смогу вернуться назад — никогда не смогу проснуться!

Из комнаты наверху донесся громкий стук.

— Это ваша жена, — сказал доктор. — В самом деле, примите-ка лучше бромид. — Он достал из своего потертого чемоданчика маленькую бутылочку и вытряхнул на ладонь несколько таблеток.

Тело Герберта Сэндмайера внезапно обмякло. Он тяжело оперся о камин. Лихорадочный блеск погас в его глазах, и теперь они смотрели с тупой безысходностью.

Слабым жестом он отклонил предложенные таблетки.

— Нет, спасибо. Раз вы не верите мне… впрочем, я мало надеялся на это.

Доктор взглянул на часы.

— Боже. Уже почти одиннадцать. Мне надо спешить, иначе, кроме медсестры, этой роженице некому будет помочь.

— Странная штука жизнь, не правда ли, доктор? — медленно проговорил Сэндмайер. — Когда кто-то из нас покидает эту жизнь, всегда находится другой, занимающий наше место.

— Что? — спросил доктор, надевая свое поношенное коричневое пальто.

— Ничего, доктор, — ответил Сэндмайер и открыл дверь, ведущую в узкий холл. — Спокойной ночи.

— Герберт, ты идешь? — донесся до него из спальни высокий, раздраженный голос.

— Да, Мэгги, я уже поднимаюсь, — крикнул он через плечо. Он вернулся в душную гостиную и налил в свой стакан остатки виски.

— Странно, почему я сказал доктору, что Фрэнк Доусон в Китае? — пробормотал он. — Я хотел его смерти, и он давно уже мертв. Но сейчас он — или нечто — возвращается ко мне. Так и должно быть — это жизнь за жизнь.

Он проглотил неразбавленное виски, огненная жидкость обожгла ему горло, и он слегка кашлянул.

— Герберт! — донесся из комнаты наверху сердитый пронзительный крик.