Пыль моря
Шрифт:
Кормщик, немолодой уже человек с кривыми волосатыми ногами и широкими ступнями, стоял в напряжённом ожидании. Короткие штаны его заскорузли, и определить цвет их было невозможно. Короткая синяя куртка наподобие халата перетянута кушаком, на голове повязана тряпка, давно не стиравшаяся.
– Хозяина нет, и нам нельзя вернуть вашу джонку в селение, – начал Тин-линь, предлагая кормщику сесть напротив, – поэтому нам нужен твой совет и содействие. Будешь стараться – получишь свободу и награду, а иначе придётся нам ссориться.
Кореец морщил лоб,
– Да понимает ли он тебя? Этак договориться будет не так легко.
– Будем стараться, – ответил Тин-линь и стал медленно и с расстановкой продолжать объяснять свои условия. Кореец что-то отвечал, изредка вставляя китайские слова. И лишь спустя полчаса можно было с уверенностью сказать, что он кое-что уразумел. Он отчаянно мотал головой и никак не хотел соглашаться с предложением Тин-линя держать на юг подальше от берега. Он жестикулировал, изображал качание детей, жену и дом.
Тин-линь повышал голос. Кормщик горбился и замолкал, но стоял на своём.
– Что дальше делать будем, Миш? Не соглашается.
Мишка вытащил саблю из ножен и схватил корейца за жидкую бородёнку. Клинок приблизился к шее с пульсирующими жилками, а Мишка многозначительно заговорил, подкрепляя слова выразительными жестами:
– Хочешь увидеть дом, детей, так соглашайся, слизняк! А то враз дух из тебя выпушу! – он задрал голову кормщика и коснулся клинком шеи.
Тело корейца затрепетало, из горла вырывались клокочущие звуки, он задыхался, но не вырывался. Из укромных уголков на это зрелище смотрели перепуганные глаза матросов.
Мишка оттолкнул дрожащее тело и поднялся.
– Вставай и объясни своим собакам, что надо делать. И смотри у меня! Чуть что – и на небо, ясно?
Мишка слегка ударил плашмя саблей по сгорбленной спине и толкнул кормщика к корме. Тот засеменил на кривых ногах. Вскоре вокруг него собралось с десяток матросов, и он стал визгливо что-то говорить им. Те угрюмо молчали. По жестам можно было догадаться, что кормщик грозил им не только Мишкой, но и карами небесными. Матросы разошлись, а кормщик засеменил, назад и стал кланяться и повторять одно и то же слово:
– Да, да, да!
– Вот и сговорились, вот и лады! – отвечал Мишка и дружески хлопал кормщика по плечу.
– Договорились! – довольным тоном произнёс Мишка.
– Договорились, а смотреть за ними надо в оба глаза, – заметил И-дун, наблюдая за вялой работой матросов.
– Само собой! Как без этого? А теперь надо в хозяйскую хибарку заглянуть. Что и как там, может обживём сами.
Все вместе направились на корму. Матросы угрюмо поглядывали им в спины.
Каморка была крохотная, и все четверо с трудом в неё втиснулись. Низкий потолок, покрытый слоем сажи, давил, Мишка наклонял голову, боясь испачкаться. Топчан, покрытый шёлковым одеялом, шкафчик из потемневшего дерева и несколько полок по стенкам, заполненные банками различных размеров составляли всю обстановку. На полу лежал старенький коврик, заляпанный
– Тесновато, – разочарованно протянул Мишка.
– Ничего, поместиться можно, – ответил Тин-линь. – Разыщем что-нибудь на подстилку и проживём. Всё лучше, чем на палубе.
И-дун осматривал шкаф и банки. Там хранились личные запасы хозяина и одежда. Под топчаном валялись туфли различных цветов и разный хлам. Видно, забывал хозяин заниматься уборкой, так как всюду была грязь и толстый слой пыли.
– Ладно, это нам на худой конец подойдёт, – молвил Мишка не особенно радостно. – Посмотрим, что в трюме. Пошли.
Вышли на свет, Тин-линь подозвал кормщика. Стал объяснять, что им нужно. Тот понял и согласно закивал головой. Открыли люк, по крутой лесенке спустились на сажень под палубу. Принесли фонари. Крысы с недовольным писком шмыгнули в темноту. Пахло сыростью и чем-то затхлым. Монотонно плескалась вода на самом дне. Трюм был тесным и заставлен корзинами и мешками с тем товаром, который удавалось выменять у рыбаков. Связки вяленых рыб плавно покачивались у потолка. В одной корзине были сложены причудливые раковины, переливающиеся в тусклом свете фонарей.
Мишка заметил несколько лубков и догадался, что это женьшень. Вспомнились скитания по тайге, смерть женьшенщика, и стало весело от осознания, что всё это осталось позади, а впереди волнующее неизвестное. И что сулит оно – известно только богу.
Бочки с мукой, просом, рисом, бобами стояли отдельно. Их было очень мало. Видно всё обменяли, и домой отправились уже без запасов.
– Ну что, жратвы пока хватит, а там видно будет, – заметил Мишка и с видимой охотой полез на палубу.
– Обобрал-таки рыбаков хозяин, – пробормотал И-дун и в голосе его слышались нотки озлобления.
– Для того и путь держал, – ответил Мишка. – Ихнее дело такое. Без этого, что за купец. Сам из таких.
– Жиреют на людском горе! Чтоб их хоронили без гроба!
– Стало быть, так им на роду написано. Каждому своё, – философствовал Мишка, чувствуя, что его слова не очень-то нравятся приятелю. – Торговые дела всегда так. Один жиреет, а другие тощают. Изменить такое и в голове ни у кого не умещается. Другой раз прихлопнут одного-другого, а всё остаётся по-старому.
– Без торговли, какая жизнь? – заметил Тин-линь, озирая горизонт и далёкий берег. Все щурились от яркого света.
Джонка ходко шла к югу, тихо покачиваясь с борта на борт. Матросы отдыхали в ожидании новой команды, но погода стояла тихая и работы не предвиделось.
– Куда нас чёрт несёт? – воскликнул Мишка с задором в голосе.
– Духи одни то знают, – ответил Тин-линь.
– Духи-то всё знают, в вот мы... Дух захватывает при взгляде на эти воды. Сколько простора! Вода и небо! Жутко!
– А здешним людям всё это привычно. Они дома, и ничего не боятся.
– Ну уж не согласен. На Амуре буря разыграется, так света белого не взвидеть, а тут как? Не дай бог, какая буря налетит. Жуть!