Пыль Снов
Шрифт:
— Бравада обычно порождается невежеством, — буркнул Бутыл.
— Склонен согласиться. Но ты прав, — вздохнул он, — нам всем надо быть такими же хладнокровными.
Араникт фыркнула: — Хладнокровными? Надеюсь, вы этим словом не меня описываете?
— Может, и нет, — ответил маг, — но вы очень убедительно всё сыграли. Свеча, вынутая из круга защиты… вы открыли путь Драконусу. Он тут же ощутил, но…
— Не воспользовался, — сказал Бутыл.
— Не воспользовался.
— Тонко.
— Ха, ха, Бутыл. Ты прав
— Сама не желая.
Быстрый Бен бросил на нее взгляд — озадаченный, недоверчивый.
Араникт пожала плечами: — Мне нужен был огонь.
Ответ, кажется, позабавил обоих, однако на разный манер. Она решила не продолжать. Какой смысл в объяснениях, что она не понимает ни слова? Все упомянутые быстрым Беном имена — даже Драконус — ей не знакомы. Ну, почти. Драконус. Он — тот, кто пришел во тьме, сотворив врата в половину неба, тот, кто держит в руке оружие темноты и холода, чернейшего льда.
«Жеваные мозги Странника, я среди них лишь потому, что втюрилась в Брюса Беддикта. Как и тысяча других женщин».
Быстрый Бен сказал: — Атри-Цеда, ваш командир, Брюс…
Араникт виновато вздрогнула. «Неужели он прочел мои мысли?»
— Он ведь однажды умер?
— Что? Да, так говорят… то есть он умер.
Верховный Маг кивнул: — Лучше поглядеть, как он. Возможно, требуется ваша помощь.
— Моя? Почему?
— Потому что Худ ушел, — сказал Бутыл.
— И что это означает для Командора Беддикта?
Бутыл посмотрел в глаза Быстрому Бену, кивнул и лишь потом ответил: — Мертвые никогда не одолевают путь назад полностью, Араникт. Ну, так было, пока у мертвых был бог. Возможно, Брюс сейчас… пробудился. Став таким, как прежде. Ему будет что сказать Атри-Цеде.
— Еще увидимся, — добавил Быстрый Бен. — Или нет.
«Они отсылают меня. Ну ладно». Она повернулась кругом и покинула палатку. Помедлила, оказавшись в душной темноте лагеря. Глубоко затянулась, пошла к далеким укреплениям летерийцев.
«Я нужна Брюсу. Что за сладкая мысль».
Улыба шлепнулась рядом с костром. — Дурацкие патрули. Там никого нет. Торговцы из Акрюна — одни скрипящие старики и мокроносые недоросли. — Она обвела взглядом круг сидящих у огня. — Видели деревню, которую прошли вчера? Полупустая.
— Нет воинов, — ответил Каракатица. — Все сражаются с Белолицыми. Акрюн больше не может контролировать Свободный Торговый Тракт, вот почему торговцы — драсильяны едут с юга.
Тарр хмыкнул: — Слышал я от гонцов, что они нашли место стоянки Баргастов — похоже, там была большая битва и похоже, Белолицым окровавили носы. Может, они вправду бегут, как рассказывали акрюнаи.
— Трудно поверить, — возразил Каракатица. — Я сражался с Баргастами, и это было совсем не весело. Говорят, Белолицые среди них
Улыба отстегнула и сбросила шлем. — А Корик где?
— Загулялся, — ответил Тарр, подбросив в костер еще один кизяк. — Снова.
Улыба прошипела: — Та лихорадка его пометила. На голову.
— Нужна добрая драка, — предположил Каракатица. — Тогда он быстро в норму придет.
— Долго ждать придется, — сказал Тарр. — Впереди недели и недели похода, а территория тут почти пустая. Да, мы быстро покрываем лиги, но за территориями равнинных племен лежат Пустоши. Никто не знает точно, сколько в них ширины и что ждет на той стороне. — Он дернул плечом. — Самый злой враг армии — скука. Мы сейчас точно под осадой.
— Корабб не вернулся? — Улыба покачала головой. — С ним были двое тяжелых. Наверное, заблудились.
— Кто-нибудь их найдет. — Каракатица встал. — Пойду поищу сержанта.
Улыба подождала, пока он не выйдет из круга света. Вздохнула. — Больше месяца не дралась на ножах. Остановка в Летерасе нас размягчила, а баржи и того пуще. — Она вытянула ноги к огню. — Ну, хотя бы мозоли перед маршем прошли. И мы снова в одном взводе.
— Новая забава нужна, — сказал Тарр. — Замечала здесь скорпионов?
— Как же, много. Но только двух видов: мелкие паршивцы и большие черные уроды. К тому же начни мы снова, люди будут подозревать, даже если мы придумаем ловкую отмазку. — Она поразмыслила и покачала головой: — Не пойдет, Тарр. Настроение не то.
Он покосился на нее: — Умно. Ты права. Как будто мы ушли слишком далеко и уже не вернемся назад. Забавно, но я тоскую по Семиградью и тому жалкому, бесцельному походу. Мы были сырым мясом, да — но мы пытались найти смысл. Вот в чем разница. В смысле.
Улыба фыркнула. — Дыханье Худа, Тарр.
— Что?
— Карак прав. Никакого смысла. Не было и не будет. Погляди на нас. Мы ходим и рубим людей, а они рубят нас — если могут. Погляди на Летер — да, теперь у них есть достойный король и народ может дышать свободно, жить как хочет… Но что в их жизни? Бьются ради очередной горсти монет, ради очередного ужина. Выскребают тарелки до дна, молятся треклятым богам о добром улове и спокойном море. Все ради чепухи, Тарр. Вот истина. Все ради чепухи.
— Та рыбацкая деревня, из которой ты вышла, была настоящей дырой?
— Не надо.
— Я и не стал бы, солдат. Ты сама вспомнила.
— Суть в том, что везде одинаково. Поспорим, ты сам был рад выбраться оттуда, откуда выбрался? Если бы там было все что тебе нужно, ты не был бы здесь. Так?
— Некоторые люди не изучают свою прошлую жизнь, Улыба. Я, например. Потому что ничего не ожидаю там найти. Хочешь смысла? Изобрети. Хочешь истины? Придумай. Для всех мир один. Солнце встало, солнце село. Мы видим восход, а закат, может быть, уже не увидим. Как думаешь, солнцу есть до нас дело?