Пыль Снов
Шрифт:
Сейчас «голос» его дрожал.
— Я не сумел.
— Ты сам знаешь, что не мог справиться с двумя Ши’гел.
— Матроны больше нет.
— Так можно было сказать не только сегодня.
— Дестриант, мудрость твоих слов горька, но я не могу отрицать. Скажи, эти люди… они кажутся неприкаянными. Но я мало что знаю о вашем роде.
— Неприкаянными? Да. Я ничего не знаю о малазанах, никогда не слышала о таком племени. Они… безответственные.
— Неважно. Битва будет последней.
— Тоже считаешь нас
— Не можем. Вы, Дестриант, Смертный Меч и Надежный Щит — всё, что осталось от воли Матроны. Вы наследие ее ума. Даже сейчас можем ли мы счесть ее неправой?
— Слишком сильно на нас надеетесь.
— Верно.
Она слышала, что Геслер и Буян вновь спорят на своем языке. Фурии подошли близко; вперед выбежали два Солдата Ве’Гат. Спины их имели странную форму.
— Вот, — сказала Келиз, привлекая внимание малазан. — Ваши скакуны.
— Мы должны на них ехать?
— Да, Смертный Меч. Они выращены для тебя и Надежного Щита.
— У того, что для Буяна, седло никуда не годится. Буян привык прятать голову в заднице, а до вегатовой не дотянешься.
Глаза Келиз широко раскрылись.
Буян засмеялся: — Чем идти за тобой, Гес, лучше спрятаться в жопу. Ты едва управлялся с жалким взводом. Теперь тридцать тысяч ящериц ждут твоих команд.
Казалось, Геслера затошнило.
— В твоей жопе свободного местечка не найдется?
— Можешь посмотреть. Но потом я дверку закрою и больше не пущу.
— Всегда ты был самолюбивым ублюдком. Не могу понять, как мы подружились.
Ве’Гат топали к ним.
Геслер искоса глянул на Буяна и сказал на фаларийском: — Ладно, могу понять.
— Я чую их мысли — всех их, — сказал Буян. — Даже этих двоих.
— Да-а.
— Геслер, эти Вегаты… они не страховидные лошади, они умные. Тут скорее мы с тобой за скотину сойдем.
— От нас ждут командования. Матрона все не так придумала.
Буян покачал головой:
— Нет смысла спорить. Единая Дочь сказала…
— Да, мне тоже. Кровавый переворот. Воображаю, что подумали Ассасины — и не без причин. Что мы совсем лишние. И Келиз. Буян, я могу дотянуться до всех. Могу видеть глазами любого, кроме Ганф Мач.
— Да, она строит толстые стены. Интересно, почему. Слушай, Гес, я реально не знаю, что требуется от Надежного Щита.
— Ты, Буян, громадная яма, в которую все истекают кровью. Забавно, что твои сны не показали эту мелочь. Но в ближайшей битве ты должен будешь напрямую направлять Ве’Гат…
— Я? Как насчет тебя?
— На мне Охотники К’эл. Они быстрые, могут нападать и отступать. С такой скоростью они станут самой опасной силой.
— Гес, это же дурацкая война. Мир недостаточно велик для Длинных Хвостов и Коротких Хвостов? Глупо. Их почти не осталось. Словно два последних скорпиона
— Рабы вырвались на волю, — ответил Геслер. — Много поколений они прятали ненависть, питались ей. Они не удовлетворятся, пока не порубят в куски последний костяк Че’малле.
— А тогда?
Геслер взглянул другу в глаза: — Это меня и пугает.
— То есть мы следующие.
— Почему бы нет? Что им помешает? Поганцы плодятся как муравьи. Опустошают целые садки. Боги подлые, они ловят и убивают драконов! Слушай, Буян — вот наш шанс. Мы сможем остановить На’рхук. Не ради Че’малле — я за них гроша не дам — но ради всех других.
Буян оглянулся на К’чайн Че’малле. — Они не надеются пережить битву.
— Да. Дурная привычка.
— Надо исправить.
Геслер отвел взгляд.
Двое Ве’Гат ждали. Спины их исказились, кривые кости высоко поднялись под кожей, создав седла с передними луками. Нечто вроде длинных пальцев — или растянутых крыльев летучих мышей — висели по бокам, загибаясь в форме стремян. Плечи были покрыты броневыми пластинами; выступающие шеи несли чешую размером с панцири лобстеров. Шлемы плотно прилегали к плоским черепам, оставляя на свободе лишь рыла.
Они могли бы глядеть сверху вниз на Тоблакаев. Проклятые твари улыбались седокам.
Геслер обратился к Ганф Мач: — Единая Дочь. Последний Ассасин — тот, что сбежал — он мне нужен.
Келиз сказала: — Мы не знаем, жив ли Гу’Ралл…
Геслер не отвел взора от Ганф Мач. — Она знает. Единая Дочь, я не хочу идти в безнадежную битву. Если вы все еще хотите нашего руководства… что ж, люди не понимают одной вещи. Зачем сдаваться заранее. Мы сражаемся, пока битва не сомнет нас. Мы бунтуем, даже когда цепи скрутили все тело — лишь мозги свободны. Мы протестуем, даже когда единственный способ выразить протест — умереть. Да, видел я людей, склоняющих головы в ожидании топора. Видел тех, что стояли в ряд, держа в руках арбалеты, и ничего не делали. Но они потеряли главное оружие — оружие духа. Вот худший кошмар любого солдата. Ну, дошло до тебя? Я не хочу бормотать утешительный вздор. Твой ассасин нужен мне, Ганф Мач, ради его глаз. Там, высоко. Его глаза дадут мне выиграть битву.
Ты сказала, Матроны никогда не производили больше сотни Ве’Гат. Но ваша мать сделала пятнадцать тысяч. Неужели ты думала, На’рхук понимают, на что напрашиваются? Ты наполнила мою голову сценами прошлых битв — всеми жалкими поражениями — и я не удивлен, что вы готовы сдаться. Но вы ошиблись. Матрона была безумной? Может быть. Да. Достаточно безумной, чтобы верить в победу. И строить планы. Безумна? Безумно гениальна.
Я сказал, Ганф Мач. Призови Ассасина Ши’гел — теперь он твой, не так ли? Не готовый сдаться, не склонный к фатализму собратьев. Зови его.