Пылай, огонь (Сборник)
Шрифт:
Наступило молчание. Затем Флора коротко кивнула.
— Да, — сказала она. — То есть я понимала — если ты со мной, то просто не можешь быть с нею. — Она покраснела, но отважно взглянула ему в глаза. — Да, у меня были такие ужасные мысли, вот и все. И я ничего тут не могла сделать.
— Значит, можно считать, что между нами никогда больше не будет никаких недоразумений?
— Никогда! Никогда! Никогда!
Он поднял бокал с шампанским. Флора чокнулась с ним. Быстрыми глотками оба выпили содержимое бокалов, отставили их и дружно отложили в сторону сандвичи, к которым никто из них не
И Флора протянула ему руки.
Он просто физически не мог рассказать ей о самой большой опасности, подстерегавшей их. Он не мог поведать ей о подозрениях мистера Ричарда Мейна. Если бы кто-то увидел, как из муфты Флоры выпал пистолет или как он его прятал под лампу, обоим им пришлось бы предстать перед судом по обвинению в убийстве.
Но об одном он должен был предупредить ее немедленно.
Он привлек ее к себе и зашептал на ухо.
Если ты доверяешь мне, дорогая, то ты должна сделать то, что я попрошу тебя. Ты должна уйти отсюда, и уйти немедленно.
— Уйти? — Он почувствовал, как Флора встрепенулась. — Почему?
— Потому что тут вокруг громилы Вулкана. И их тут слишком много. Я чувствую опасность.
— Громилы? Кто они такие?
Чевиот еще раз обвел взглядом помещение, стараясь не обращать на себя внимания.
— Существует обычай нанимать для охраны дома несколько здоровых мужчин, которым платят две или три гинеи за ночь.
— Да? И что еще они делают?
— Они подлавливают простаков и этаких Джонни-Новичков, которые полны желания сорвать банк и побуждают их играть, пока те не спускают все, что у них есть. Шулера, конечно, заключают между собой фальшивые пари, потом, когда часа в три заведение закрывается, они рассчитываются и с ним, и между собой. Если у простака появляются подозрения — ну что ж! Его чаще всего уговаривают не поднимать шума. Если же этого не получается, к услугам шулеров есть громилы с пистолетами и ножами.
Он еще раз скользнул взглядом по человеку у желтой портьеры.
— Говорю тебе, — яростным шепотом обратился он к ней, — здесь их слишком много! Слишком много шума и разговоров, разве ты не замечаешь? В воздухе висит слишком большое напряжение, ты только посмотри, как они переглядываются друг с другом.
— Я ничего не вижу!
— Может, ты и не видишь. А я вижу. Они ждут какого-то сигнала, после которого тут все взорвется.
— Взорвется? Что именно?
— Я не уверен, но... Флора! Почему ты сегодня пришла сюда?
— Я... я надеялась найти тебя. Я... я думала... — она замолчала.
— Ты думала, что я снова ударился в игру и стал пить еще основательнее, потеряв последние остатки разума? В чем ты меня и подозревала прошлым вечером?
— Я не это имела в виду! Честное слово! Только...
— Ну, так обрати внимание, что я совершенно нормален. Еще одно доказательство в пользу того, что ты должна покинуть это заведение, прежде чем тут что-то произойдет. Получи наличными за свои жетоны и отправляйся, Роберт позаботится, чтобы доставить тебя домой.
Он стоял к ней почти вплотную, так что смог нагнуться и поцеловать ее в губы. Он скорее почувствовал страсть, охватившую ее тело, чем увидел следы ее на лице. Флоры, он почувствовал также, что ее настроение изменилось в долю секунды.
—
— Снова?
— Как это произошло прошлым вечером. Ты поручился своей честью. Я ждала и ждала тебя до первых лучей рассвета. — Сейчас ею руководил не гнев, а, скорее, усталое любопытстве. — Неужели тебе доставляет удовольствие, Джек, когда я схожу с ума и мечусь из стороны в сторону, плачу и колочу по подушке, пока не приходит рассвет и у меня уже не остается ни слез, ни каких-либо чувств?
Движением головы Чевиот показал на игорный зал.
— Сегодня вечером, — сказал он, — тебе угрожает опасность. Как и мне, хотя куда в меньшей степени. Но я обязан оставаться здесь. Моя работа...
— Да. — Он почувствовал, как она передернулась от отвращения. — Твоя работа. Я буду честной с тобой. Это то, что я ненавижу.
(«И ты тоже, Флора?»)
— Опасность? — тихо переспросила она. — Что ж, всем настоящим мужчинам приходится встречаться с опасностью; это так естественно, так же, как они пьют, играют в азартные игры и... — Она сглотнула комок в горле. — Если бы ты был офицером армии или флота и началась война, я боялась бы за тебя. Но в то же время и гордилась бы тобой й была бы счастлива. Гордилась бы! — Отвращение, которого она не могла больше скрыть, потрясло ее. — Но полиция! Иметь дело с этими омерзительными уголовниками, которым самое место в тюрьме! И ты хочешь, чтобы я из-за этого переживала? Мы не муж и жена. Есть ли у тебя право требовать этого от меня?
— Нет, — сказал Чевиот, отпуская ее руку.
— Джек! Я имела в виду...
Чевиот взял шляпу со стола.
Его так долго учили скрывать свои мысли, что даже Флора, которая знала его или считала, что знает, не увидела следов ярости и горечи на его бесстрастном лице.
И в самом деле, — делая вид, что соглашается с ней, сказал он, — какого черта в этой полицейской работе! Давай забудем ее. Я провожу тебя домой и останусь с тобой, сколько ты захочешь.
— Джек! — Наступила легкая пауза. — Ты в самом деле этого хочешь?
Несмотря на всю охватившую его горечь, ему показалось, что он в самом деле хочет этого.
«И в самом деле, какой смысл? — молча разозлился он на самого себя. Разве могу я в одиночку одолеть предрассудки, берущие начало во времена Кромвеля? Почему я должен тратить свои мозги и принимать поношения, стараясь убедить идиотов, что в один прекрасный день полиция будет олицетворять законность и порядок? Не лучше ли предаться любви с Флорой, чем ждать, пока тебе на темной улице размозжат голову, что ждет большинство из нас. Какой смысл? Кого это волнует?».
Он с усилием отогнал от себя эти мысли.
— Можешь не сомневаться, что именно этого я и хочу,—объявил он с полной серьезностью. — А теперь мы должны идти.
— Да, да, да!
— У тебя есть шубка или ротонда?
— Да, внизу. В фойе!
Значит, мы обмениваем наши жетоны и уходим. Не обопрешься ли на мою руку, Флора?
И когда они шли вдоль задней стены помещения, когда проходили под галереей, минуя стол с рулеткой, он чувствовал, как Флора до кончиков пальцев была преисполнена гордости и возбуждения. Он сам был полон энергии от ее присутствия.