Пылающая комната
Шрифт:
— Отменный кофе, — прервал он мои размышления этим ничего не значащим замечанием, его тон был весьма дружелюбный, — великолепный кофе, господин Марлоу.
Я кивнул и посмотрел на него выжидательно. Перед тем, как войти сюда, я еще раз повторил себе основное правило, говорить как можно меньше, а если можно, то не говорить вовсе.
— Да, вы не стесняйтесь, — продолжал, не обращая внимание на мой настороженный взгляд, — пейте, а то я Кэтрин скажу пирожных принести,
Его речь подействовала на меня успокаивающе. По крайней мере, я мог рассчитывать на свое право отвечать или не отвечать ему по своему усмотрению.
— Давайте начнем с самого начала, — предложил он, — начало в этом деле не менее важно, чем его печальный финал. Итак, я хотел бы узнать, ваше полное имя и возраст, а так же то, каким образом вы оказались в этом городе.
— Мое имя — Стэнфорд Марлоу, мне 23 года, — я сделал короткую паузу и добавил, после глотка кофе, — я приехал сюда четыре года назад.
— Вот как? — он изобразил на лице искреннее недоумение, — вы должно быть успели освоиться со здешними обычаями?
Его вопрос поставил меня в тупик, я не понимал, о каких обычаях идет речь и не было ли подвоха в этом вопросе.
— Не думаю, — ответил я.
— Жаль, — сказал он, — ну, да это неважно, а что, собственно, привело вас в наш город? Вы ведь родились в Манчестере.
— Да, — согласился я, — я из Манчестера, но…
— Что но…? — он поднял свои удивительной правильной формы черные брови.
— Мне пришлось поменять место жительства, — уклончиво ответил я.
— Это бывает, — заметил он с пониманием, — а как вы познакомились с покойным господином Шеффилдом?
Он смотрел на меня с холодным любопытством и понял, что мое замешательство от него не ускользнуло.
— Я обязан отвечать на этот вопрос?
— Это в ваших интересах, — подтвердил Хайнц.
— У меня не было возможности заплатить за билет, и господин Шеффилд одолжил мне немного денег.
— Это был великодушный поступок, любой на его месте поступил бы также, — он улыбнулся, — вы встречались с ним раньше?
— Нет, я первый раз видел его, — совершенно честно сознался я.
— Тем более достойный поступок, — в его напоре на этическую сторону поступка Генри было что-то издевательское, — но как же вы оказались в таком плачевном положении?
— Это, я думаю, не имеет отношения к делу, — возразил я, — у меня были проблемы.
— Да, да, — согласился он, — вы можете не говорить, если не хотите, а как чувствует себя
— Он прекрасно себя чувствует, — отрезал я, боясь, что он попытается вывести меня на разговор о Крисе.
— Какая неожиданная неприятность, — сказал он, покачав головой, — молодой, в сущности, человек, преуспевающий и так опрометчиво рисковать своей жизнью, хорошо, что все так удачно кончилось. Кстати, вы не знаете, что его на это толкнуло?
— Понятия не имею, — ответил я.
— А я полагал, что вы довольно близки с ним, — заметил Хайнц, — знаете, я сплетен не люблю и газеты только ради криминала открываю, — он указал рукой в сторону стены с газетными вырезками, — но тут я все ознакомился с некоторыми деталями, что вы можете сказать по поводу всего шума, поднятого вокруг вашего друга да и вас тоже?
— Это обычное хамство прессы, — пояснил я, сам искренне желая верить в собственные слова, — попытка выставить на всеобщее обозрение частную жизнь в самом неприглядном свете.
— Я так и подумал, — весело ответил он, — любят они полоскать чужое грязное белье, а кому какое дело, я бы вас не спрашивал, но коли такое происшествие…
Он произнес все это подчеркнуто извиняющимся тоном.
— Вернемся к господину Шеффилду, — сказал он наконец после паузы, — вы говорите он оказал вам услугу, вам, совершенно незнакомому человеку. Он сделал это безвозмездно?
Интуитивно я понимал, что допрос ведется в какой-то не совсем обычной форме и вопросы задаются тоже не совсем стандартные, словно этот детектив решил основательно покопаться в моей жизни, используя для этого очень выгодный шанс.
— Он ничего не сказал мне, — ответил я, — мы расстались, когда сошли с поезда.
— Я так понимаю, вы не договорились о встрече?
— Фактически нет, но он мне оставил свой телефон.
— Ах, вот как! — в его темных глазах вспыхнул огонь, но ни одна черта лица не изменилась при этом. — это уже серьезно. С какой целью он сделал это?
— Наверное, с той, чтобы я ему позвонил, — довольно логично объяснил я.
— Да, но зачем?
— Я не знаю, — ответил я, и не выдержав, вынул из кармана пачку сигарет, — вы не возражаете, я закурю?
Хайнц кивнул и даже дал мне прикурить, взяв со стола тяжелую бронзовую зажигалку, роскошную и вычурную, настолько насколько может быть вычурным предмет современного быта, выполненный в стиле барокко.
— И вы разумеется позвонили? — продолжал он с живым интересом.
— Да, я позвонил, — нехотя признался я.
— Как он отреагировал на ваш звонок, господин Марлоу?