Пылающая комната
Шрифт:
— Нет, Крис, нет.
— Это еще почему? Эта сука довела тебя чуть не до смерти, а ты ее защищаешь? — моментально взвился Харди.
— Нет, я ее не защищаю. — Стэн сел на постель. — успокойся, не будь идиотом. Если это действительно сделала она, то лучше ее не выпускать из поля зрения, понимаешь? Ты ее уволишь, но от этого ничего не изменится, а так мы можем поймать ее на чем-нибудь.
— Ты прав. — Крис сел рядом на постель, и Стэн увидел, какое у него измученное лицо. Его друг был не просто усталым, он выглядел так, как будто держался на одном честном слове. Стэн, едва прикасаясь, погладил
— Все будет хорошо, — отчаянно соврал он, потому что не верил ни единому своему слову. — Все будет в порядке. Не совсем же они козлы. Они должны понять, что мы этого не делали.
Крис покивал. Прижал кончики пальцев к вискам и сообщил глухо:
— Голова болит. Писханул я здорово, вот что. Пойду таблетку съем.
Пока он возился на кухне, раздался сигнал от входной двери, извещающий, что кто-то пришел и Айрон его пустил как своего. Стэн пошел открыть. Когда дверь распахнулась, он застыл, как столб, ничего не понимая. Перед ним колыхалось море алого и оранжевого, цвета были такими чистыми и яркими, какими бывают только на закате. И голос Джимми смущенно произнес:
— Поздравляю, Тэн, с днем рождения.
Стэну пришлось принять в объятия огромную, еще мокрую, с каплями воды, дрожащими на лепестках, колючую и душистую охапку роз редкого сорта «Гибель Помпеи». Цветы были неправдоподобно огромными, каждый с два мужских кулака, алыми с оранжевой в желтый каймой по краям.
— Боже, Джимми, сколько их? — спросил Стэн ошеломленно, ему казалось, что роз штук сто, не меньше.
— Двадцать четыре, — ответил Грэмм, вешая куртку и глядясь в зеркало, этот неотъемлемый и от Криса жест очень смешил Стэна, музыканты словно постоянно проверяли, не произошло ли что-нибудь с их лицом и можно ли выйти на сцену. — тебе же двадцать четыре, да?
— Да, — ответил Стэн, прикидывая, куда бы их поставить.
Ваза нашлась, в нее влезло все, из кухни вышел Крис со стаканом сока и неодобрительно посмотрел на букет.
— Веник принес? — спросил он презрительно. — Тэн, он чокнутый, он и мне на двадцать пять цветы притащил, как будто я баба.
— А мне нравится, — твердо сказал Стэн. — Отличные цветы.
— У меня еще и подарок есть, — сообщил Джимми. В руке у него оказался довольно большой сверток, старательно завернутый в папиросную бумагу. Стэн начал его разворачивать, сзади подошел Крис и заглянул через плечо. В свертке оказалось одно из ранних изданий собрания гравюр Дюрера, которое Стэн пару раз видел в дорогих букинистических магазинах за стеклом.
— Нравится? — застенчиво спросил Джимми.
— Очень, спасибо. — Стэн блаженно улыбнулся, листая толстые странницы. Книга сама развернулась на гравюре «Четыре всадника Апокалипсиса», и Стэн замер, заворожено глядя на жуткие, охваченные нечеловеческим азартом лица тех, кто шли по земле, как стена огня, уничтожая все на своем пути. «Превыше всех царей земных» — подумал Стэн. И поднял глаза, чтобы никто не заметил его замешательства.
— Спасибо, Джимми.
— Да не за что. А этот тип тебе что подарил? Ящик динамита?
— Нет, сейчас покажу.
Стэн пошел за подарком, а когда вернулся, увидел, что Крис и Джимми что-то бурно обсуждают, причем у Криса глаза опять горят яростью. В его быстрой речи мелькнуло имя Элис.
Стэн
— Нет, — говорил Джимми, — только не детективное агентство, ты спятил, нужен надежный человек.
— Ну не сами же мы будем это делать. — кипятился Крис, — Черт, я попрошу Микки, он найдет, кого нужно.
— Никаких Микки! — рявкнул Джимми, Стэн в первый раз в жизни услышал, как он повысил голос. — Он тебя продаст, как только что-то будет угрожать его драгоценной заднице. Я тебе говорю, нужен человек абсолютно верный.
— Айрон. — сказал Стэн, — ребята, он же служил в полиции.
Оба музыканта уставились на него с таким видом, как будто в первый раз увидели.
— Ты гений, Тэн, — тихо сказал Джимми. — Это отличная мысль. Если он согласиться, конечно.
С Айроном было решено поговорить завтра. Сегодня же было решено поехать в закрытый клуб, где к ним должны были присоединиться Пэтти, Арчи с женой и Золотой Ангел с тем, кого она захочет прихватить. Стэн подозревал, что это будет Дана. Он чувствовал себя очень счастливым. Даже чересчур. Иногда ему казалось, что он даже не представляет, какую страшную цену ему придется заплатить за это счастье. Даже к той цене, которую он уже заплатил.
Конрад увидел Хауэра за столиком в углу. В клубе «Черный Орел» не было почти никого, на маленькой эстраде, где выступали только известные музыканты, кто-то настраивал рояль, какой-то мужчина, похожий на президента банка, быстро ел поздний обед, клуб был хорош тем, что сюда ходили, как домой, правда, стоило это не мало. Хауэр заметил его и помахал рукой. Сейчас он уже совсем не походил на полицейского, на нем был дорогой костюм, сидевший так непринужденно, как сидят только пошитые на заказ вещи. Перед помощником Конрада стояла чашка кофе и лежала газета. Мел прошел между столиков и сел рядом. Моментально возникший официант осведомился, что угодно господину Конраду.
— Обед, — коротко ответил тот, даже не взглянув на меню. — На ваш вкус, только не рыбу.
— Вино?
— Коньяк.
Официант испарился так же бесшумно, как и возник.
— Ну что? — с живым любопытством спросил Хауэр. — Как он?
— Потрясающе. Просто потрясающе. Как он еще не спалил этот город. Ну, может Пернатый Змей и умирает, если не найдет своего Проводника, но этот бы забрал с собой всех, до кого смог дотянуться. Он просто монстр какой-то. Представляешь, Гор, — тут ему принесли суп и он принялся есть, не переставая рассказывать. — Он так подзавелся, что зажег мою сигарету. С ума сойти, еще пара вопросов, и тут бы горело пол города.
— Мел, будь осторожен, он не может это контролировать, ты это помни. — Хауэр озабочено сдвинул к переносице темные прямые брови, судя по всему, ажиотаж его давнего друга и напарника, его если не пугал, то настораживал.
— Пока не может, Гор, пока. — сказал Конрад наставительно, — нам и нужно, чтобы он осознал свою силу и научился ей пользоваться.
— Ладно, а как с остальным?
— Нормально. Врет, а что ему еще делать. Однако когда при нем произносят имя Марлоу, краснеет, как маков цвет, — расхохотался Конрад, разламывая жареного голубя с базиликом. — ничего, он уверен, что его обложили со всех сторон, мы их прижмем еще чуть-чуть. А потом опять отпустим.