Пылающая межа
Шрифт:
– Смотри, он повернул направо! – кричал старшина. – Беги выше, попробуй прижать его к обрыву.
Онищенко споткнулся и полетел на землю, неплохо приложившись коленом. Далее он бежал прихрамывая. Но остальные двое еще не теряли надежды. Пацан показался на пригорке и тут же исчез, словно провалился.
Локис ясно видел, что мальчуган прекрасно знает местность. По всему выходило, что, если его не удалось схватить в самом начале, теперь это сделать вряд ли удастся. И точно – после того, как десантники поднялись на пригорок, беглеца и след простыл.
– Ты видел,
Старшина, по-волчьи скаля зубы, вытирал пот с разгоряченного лица.
– Все, глухой номер, – безнадежно махнул рукой сержант. – Теперь его не найдешь. То же самое, что иголку в стоге сена.
– Он же здесь любую тропинку знает, – послышался позади голос отставшего Онищенко, – так что ночью мы его никак уже не отыщем. Я там глянул – начинаются пещеры, в которых черт ногу сломит, это точно.
Каширин даже застонал от ярости. Все было на мази. Первой же пулей он свалил бы этого стрелка, если бы…
– Ну вот! Вот чего вы достигли оба! Какого черта ты меня под руку толкнул? – Он злобно сверкал глазами, уставившись на сержанта. – Я же говорил, валить его надо было.
– Да ты что, – пожал плечами Локис, – это ребенок! Мы должны были его остановить.
– Остановить? Да он нас сам всех остановит – пулей в затылок! – сплюнул Каширин. – Ребенок со снайперской винтовкой! Это готовый убийца, и если он нас тут не положил, то не потому, что не захотел.
– Послушай, старшина, откуда в тебе столько злобы? – поинтересовался сержант. – Тебя что, таким родили или сам научился?
– А вы все добренькими хотите быть? – оскалился тот. – Если вам жизнь не дорога, то я подыхать здесь по чьей-то глупости не собираюсь. Вам не в десанте надо служить, а на складе шинели выдавать да тушенку трескать. И это в лучшем случае.
– Твоя жизненная цель, как я понимаю, – это давить всех, кто только на пути попадется, так, что ли? – спросил сержант.
– Если человек – дерьмо, то таких я буду давить! – прорычал Каширин.
– Смотри сам таким не стань, – иронично произнес Локис. – А то ведь можно и не заметить…
– Рот закрой!
Старшина уже еле сдерживался, а Локис, словно не замечая этого, не собирался уступать.
– Да я-то могу закрыть, только станешь ли лучше от этого?
– Достал ты меня! – проревел Каширин.
Коротким ударом он двинул в челюсть Локису. Тот покачнулся, но устоял.
– Ну что, разберемся? – ухмыльнулся Каширин. – Давай поговорим без лишних свидетелей. Или ты только на глазах у начальства можешь права качать?
– Дурак ты, старшина, – сплюнул сержант, – не научила тебя еще жизнь. Ну ничего, может, со временем поумнеешь. Идем, Онищенко. Здесь нам делать уже нечего.
Два десантника, развернувшись, потопали вниз. На возвышенности остался стоять Каширин, чертыхаясь и глядя по сторонам.
Глава 16
Пока российские миротворцы пытались изловить малолетнего снайпера, на дороге, ведущей из Агдама, события разворачивались своим чередом. Оставленную машину бизнесмена нападавшие в форме миротворцев
Водитель Казаряна, Артур, дернулся всем телом, застонал и очнулся. С трудом открыв глаза, он жадно вдохнул ночного воздуха и скривился от боли, пронизывавшей все тело. Перед глазами пронеслись события, предшествовавшие его отключке. Последним в череде образов была физиономия ухмылявшегося солдата, отправившего в него пулю.
Артур Мхитарян попытался нащупать рану. Пуля вошла где-то под ключицей. Было тяжело дышать, и левая рука отказывалась повиноваться. Да что рука – плечом нельзя было пошевелить. Каждое движение причиняло чудовищную боль. Все же он пошевелился и глянул назад – хозяина там не было. Рядом на сиденье склонил голову на грудь охранник. В том, что он не произнесет больше ни слова, Мхитарян убедился, едва прикоснувшись к его холодному лицу.
Попытки использовать средства связи, чтобы вызвать подмогу, оказались безуспешными – рация и телефоны оказались разбитыми неизвестными вдребезги. Одной рукой с помощью зубов Артур ухитрился оторвать кусок рубашки и попытался перевязать рану. Все, что ему удалось, – это кое-как заткнуть рану, но ткань быстро набухала от крови.
Мхитаряна охватила паника – ему не хотелось подыхать здесь от потери крови. Надо было что-то делать. За все это время по дороге проехала пара машин, но, чтобы его заметили, нужно было туда выйти. Невероятными усилиями, постанывая от боли и напряжения, он вывалился из машины. Ноги не хотели держать, подгибаясь и заставляя опускаться, но Мхитарян заставил себя, цепляясь за машину, все же подняться – сначала на четвереньки, а затем и в полный рост. Выбираясь на дорогу по высокому подъему, он дважды падал, но вставал. Оказавшись на трассе, некоторое время он раздумывал, в какую сторону податься.
Как это было ни печально, но выходило, что ни в ту ни в другую сторону он идти не сможет – Артур чувствовал, что силы и кровь уходят. Надо было дождаться машины. Раскачиваясь на нетвердых ногах, водитель пытался сохранить равновесие. Прошло несколько минут, и вдруг он услышал звук мотора. Машина! Из темноты показался автомобиль. Мхитарян всмотрелся все более затуманивавшимся взглядом – это была «Скорая». Неужели ему это не кажется? Что изображено на белом фоне – крест или полумесяц, – он не разглядел. Водитель махнул рукой, но это было лишним – автомобильные фары ярко осветили его. Выскочившие из машины люди в белых халатах подхватили его под руки.
– Неужели это вы? – пробормотал пострадавший. – А я один… здесь остался. А как вы узнали?
– Не разговаривайте, вам это вредно, – с акцентом произнес один из санитаров, – сейчас мы вас доставим в больницу, и все будет в порядке.
Мхитаряна аккуратно уложили на носилки и внесли в машину.
– Лежите, постарайтесь уснуть, – сказал ему незнакомец.
Несмотря на слабость, Артур почувствовал какое-то беспокойство. Этот акцент… да и вообще: ведь он так и не разглядел, что же было на машине – крест или полумесяц.