Пылающие алтари
Шрифт:
Размышляя о Гобрий, Ант неожиданно пришел к мысли, что урод может стать предателем. Кто знает, на какой еще шаг способна толкнуть его слепая ярость неразделенного чувства. Вот почему глубокой ночью на привале в одной из малых родовых крепостей Ант предупредил Ассана, уходящего лазутчиком в лагерь врага по приказу Зарины:
— Кроме всего, о чем мы говорили в шатре царицы, у тебя теперь есть еще одна забота. Ты можешь встретить Гобрия в лагере Мегиллы. От него можно ожидать всего. Ты должен помешать ему стать предателем.
Ассан, переодетый роксоланом, ушел в ночную степь.
Несколько
Во множестве стоят здесь древние могильники воинов. Давно уже потомки забыли их имена — никто не окажет даже, какого они были рода-племени. Могильные курганы — излюбленное место тарпанов — диких серых лошадей с черными гривами. Пока табун пасется, вожак одиноко стоит на самом большом кургане, зорко осматривая окрестности. Этот курган известен сиракам под именем Тарпаньего.
Каждое утро серая полоска неба на востоке медленно краснеет и становится похожей на петушиный гребень. Еще медленнее выкатывается из-за края земли оранжевое солнце, чтобы весь долгий день жечь степь неумолимыми лучами. Ни один живой силуэт, кроме волчьего или тарпаньего, не прорисовывается на алой кромке зари. И так изо дня в день, из недели в неделю, пока не промелькнет орда кочевников, идущая в набег.
В это же утро серую полосу степного окоема заслонила длинная черная тень. Раздувая ноздри, тревожно заржал жеребец на Тарпаньем кургане. Табун мгновенно исчез за холмами, только пыль взметнулась из-под копыт. Последним, оглядываясь и сердито фыркая, скрылся вожак.
Огромное войско Мегиллы переправилось через Дон. Много тысяч воинов встало под походные бунчуки багатара.
Блестя чешуей доспехов, Мегилла взлетел на курган. Сухощавый, тонконогий конь, сердясь на резко, натянутые поводья, взрыл копытами землю, еще хранившую следы его дикого сородича — тарпана. Но толстое, почти квадратное тело всадника с короткими мощными ногами держалось в седле неколебимо. Плоское безбородое лицо, иссеченное старыми шрамами, было повернуто к северу.
Войско на рысях проходило мимо. Ветер трепал конские хвосты на древках копий. Воздух дрожал и гудел. Мутный полог пыли окутывал утреннее солнце. Застыв на холме, подобно волку, Мегилла острым взглядом обозревал свою конницу. Воинов было больше, чем пчел над весенними травами.
Багатар был доволен и горд ими. «Они люди летучие, — думал он, — их не остановишь. Дерзкими и стремительными взрастила их Степь. Вперед же! Вперед, грозные конники! Ударом молнии обрушьтесь на сиракские вежи!
Завтра с восходом солнца мы будем есть баранье мясо у победных костров, а шакалы — трупы наших врагов!»
Внезапно к обычному шуму войска на марше примешались посторонние звуки, идущие откуда-то с левого крыла. Чуткое ухо Мегиллы уловило крики, лязг металла, свирепое ржание лошадей. Где-то
Самая подвижная часть сиракского войска, дружина Зарины, напала на врага, перешедшего Дон. Войско Мегиллы, словно споткнувшись о невидимое препятствие, стало разворачиваться, охватывая гигантской подковой холм, где кипела сеча. Сам Мегилла с сотней отборных телохранителей ринулся на звуки битвы. На ближнем холме багатар вдруг увидел двух тяжело вооруженных всадников. Воины сошлись в смертельном поединке. Сирак легко отразил длинным мечом удар врага и тут же нанес ему ответный. Сраженный роксолан рухнул с коня. Победитель на глазах у Мегиллы и его телохранителей спокойно спешился, отсек голову поверженного воина и, насадив ее на копье, пропал за холмом.
Мегилла с немым изумлением наблюдал эту кровавую сцену, не подумав даже броситься в погоню. Но не гибель собственного воина поразила его. Он успел разглядеть, что у сирака из-под шлема на грудь спускались две длинные светлые косы.
К месту схватки Мегилла опоздал. Изрядно потрепав сторожевой отряд роксоланов, сиракская конница исчезла за дальними холмами так же внезапно, как и появилась. Среди погибших оказался и Отей, начальник передового отряда и проводник войска. Его обезглавленное тело нашли на вершине кургана. Это последний бой своего любимого тысяцкого видел багатар. Это его голова стала трофеем Атоссы, который открывал ей путь к замужеству.
Теперь Мегилла двигался в глубь вражеской степи с удвоенной осторожностью. Ни усиленные дозоры, ни лазутчики не могли обнаружить сиракское войско, однако на ночных привалах мелкие группы конников тревожили вторгнувшуюся орду, лишая воинов Мегиллы спокойствия, вселяя в них неуверенность и страх. По пути попадались лишь сожженные становища да поспешно брошенные крепостцы с заваленными землей колодцами. Орда отбрасывала впереди себя зловещую тень, от которой бежало все живое.
— Найдите мне проводника! — приказал Мегилла. — Без проводника в этой степи мы не увидим сираков.
Но кругом лежала голая степь. Крепостцы и стойбища были пусты, на горизонте не маячил ни один всадник…
Однажды воины Мегиллы, обыскивая заброшенные загоны для скота, наткнулись на живое существо, спавшее в сене. Потревоженное роксоланами, оно заурчало, перевернулось через голову и вцепилось в рослого воина, с завидной легкостью трижды повернув ему голову. Сбив с ног еще трех воинов, существо вырвалось на волю, но его успели заарканить и, навалившись скопом, связать.
Когда Мегилле донесли о поимке сирака, он обрадовался и приказал привести пленника к себе в шатер. Еще он велел позвать Диона.
Ввели пленника. Одежда на нем была изорвана и клочьями свисала с уродливого тела. Дион вздрогнул — это был Гобрий. Глаза сирака загорелись — он узнал наставника Зарины.
— Вы, кажется, знакомы? — довольно улыбнулся багатар, уловив их быстрые взгляды. — Говорить умеет это чудище? — обратился он к Диону.
— Да, умеет, — ответил тот. Тревога его за сираков как-то улеглась сама собой.
— Ты поведешь нас в Успу? — спросил Гобрия Мегилла.
Пленник молчал.
— А ну, поласкайте его огоньком.