Пылающий берег (Горящий берег)
Шрифт:
Но О’ва отнял руку от глаз и наклонил голову, прислушиваясь к дрожи утреннего воздуха, и, увидев страх в его глазах, Х’ани тоже прислушалась и услышала.
— Нас обнаружили, — сказал О’ва, и Х’ани на миг почувствовала, что не в силах бежать и прятаться.
— Они близко.
Та же покорность в его глазах. Это пробудило старуху.
Она помогла мужу встать.
— На открытой местности они догонят нас легко, как гепард — хромую газель.
Она повернулась и посмотрела на гору. Они стояли у подножия осыпи, где подошву горы обрамляли редкие кусты и разбросанные
— Если добраться до вершины, никакая лошадь нас не догонит, — прошептала Х’ани.
— Слишком высоко, слишком круто, — возразил О’ва.
— Есть проход. — Костлявым пальцем Х’ани показала на едва заметную тропу, которая вилась и петляла по склону. — Посмотри, старый дедушка, духи горы показывают нам путь.
— Это серны, — ответил О’ва.
Две крошечные, словно замшевые, антилопы, встревоженные появлением всадников в лесу под горой, легко прыгали по еле различимой тропе.
— Это не духи горы, — повторил О’ва, глядя, как проворные животные поднимаются по почти вертикальному склону.
— А я говорю, духи в облике антилоп. — Х’ани потащила его к осыпи. — Я говорю, они показывают нам, как уйти от врагов. Быстрей, глупый упрямый старик, другого пути у нас нет!
Она взяла его за руку, и они запрыгали с камня на камень, неловко, как старые бабуины, поднимаясь по осыпающемуся склону.
Однако не успели они добраться до подножия утеса, как О’ва повис на руке у жены, слабо покачиваясь и морщась от боли.
— Грудь, — воскликнул он и пошатнулся. — У меня в груди зверь пожирает плоть, я чувствую его зубы…
И он тяжело упал меж двух камней.
— Нельзя останавливаться, — умоляла Х’ани, склоняясь над ним. — Надо идти.
Она тянула его за собой.
— Как больно, — стонал О’ва. — Зверь грызет мне сердце…
Напрягая все силы, Х’ани усадила его, и в этот момент от нижнего края осыпи под ними донесся крик.
— Нас увидели, — сказала Х’ани, глядя на двух всадников, выехавших из леса. — Они поднимаются за нами.
Она наблюдала, как они спрыгивают с лошадей, стреноживают их и начинают подъем. Один черный, у второго голова блестит, как солнечный свет в неподвижной воде. Поднимаясь, они снова закричали, и их свирепый ликующий крик походил на лай охотничьих собак, взявших след.
Эти звуки заставили О’ва встать. С помощью Х’ани он с трудом поднялся, сжимая грудь. Губы у него побелели, глаза были как у смертельно раненной газели; Х’ани это приводило в неменьший ужас, чем крики внизу.
— Нужно идти.
Она полунесла, полутащила его и все-таки добралась до утеса.
— Не могу. — Его голос звучал так слабо, что ей пришлось прижаться ухом к его губам. — Не могу.
— Можешь, — решительно ответила она. — Я пойду первая, а ты ставь ноги в мои следы.
И она пошла по крутой тропе, которую пробили острыми копытцами серны, а за ней неуверенно двинулся старик.
Через сто футов они увидели карниз, который заслонил их от людей внизу. Они поползли вверх, цепляясь пальцами за жесткую поверхность, и открытая пропасть под боком словно укрепила О’ва. В его движениях прибавилось целеустремленности. Однажды,
— Иди за мной, — твердила она. — Не смотри вниз, старый дедушка. Смотри на мои ноги и иди за мной.
Они поднимались все выше, и хотя с высоты им была видна вся равнина, охотников внизу заслонял карниз.
— Еще немного, — говорила она мужу. — Видишь, вон вершина, чуть выше. Там мы будем в безопасности. Дай руку.
И она протянула руку, помогая О’ва перешагнуть трудное место, где открывалась пропасть.
Х’ани посмотрела вниз, в промежуток между своими ступнями, и снова увидела их, маленьких на расстоянии, казавшихся укороченными из-за взгляда сверху. Два охотника были еще у подножия утеса, прямо под ней, и смотрели на нее. Белый человек, чье лицо блестело, как облако (такое необычно белое и в то же время злое, подумала Х’ани), — этот человек поднял руку и наставил на нее длинный посох, который нес с собой.
Х’ани никогда не видела ружья и, не пытаясь спрятаться, смотрела вниз. Она знала, что даже самый мощный лук не добросит сюда стрелу, а потому без страха наклонилась чуть ниже, чтобы лучше видеть врага. Увидела, как дернулась вытянутая рука белого человека и над концом его посоха поднялось небольшое облако белого дыма.
Она не услышала выстрела, потому что пуля прилетела быстрей звука. Это была пуля с мягким свинцовым наконечником, она вошла в живот снизу, прошла через все тело, через кишки и желудок, через одно легкое и вышла в нескольких дюймах от позвоночника. Сила удара отбросила старуху к скале, и уже безжизненное тело повернулось на краю.
О’ва закричал и бросился к ней. Он успел коснуться жены кончиками пальцев, прежде чем Х’ани перевалилась через край, и остановился, пошатываясь, на краю пропасти.
— Моя жизнь! — крикнул он ей вслед. — Мое сердечко!
Боль в груди и горе стали невыносимыми. Он сорвался и, когда его тело переваливалось через край, негромко крикнул:
— Я иду за тобой, старая бабушка, до самого конца пути!
Не сопротивляясь, О’ва начал падать в пропасть. Ветер трепал его, но он не издал больше ни звука.
Лотару Деларею пришлось подняться на двадцать футов туда, где в трещине утеса застряло тело одного из бушменов.
Он увидел старика, морщинистого и худого, как скелет. Труп при падении разбился, так что обнажились кости черепа. Крови было очень мало, как будто солнце и ветер высушили тело еще при жизни.
Вокруг узкой, почти детской талии — набедренная повязка из шкуры и, как ни удивительно, бечевка, на которой висит складной нож. Нож адмиралтейского типа с роговой рукоятью, какие носят британские моряки. Лотар никак не ожидал найти такое оружие на трупе бушмена в пустыне Калахари. Он отвязал шнурок и положил нож в карман. Больше ничего интересного или ценного на теле не было, и Лотар не собирался тратить время на то, чтобы закопать его. Он оставил старика в трещине скалы и спустился вниз по склону туда, где ждал Сварт Хендрик.