Пылающий берег (Горящий берег)
Шрифт:
Однажды Лотар спросил снаружи:
— Как дела, сестра?
— Ужасно. Она сражается, — ответила монашка, — как воин, а не как мать.
За два часа до рассвета, с последней схваткой, когда Сантэн казалось, что позвоночник разваливается на части, а бедра отрываются от таза, наконец появилась головка ребенка, большая и круглая,
— Это кричишь ты, а не я! — торжествующе прошептала Сантэн.
Она затихла и успокоилась, все упрямство и ненависть ушли из нее. Сантэн лежала пустая и истерзанная болью, словно от нее осталась лишь оболочка.
Когда Сантэн проснулась, в изножье ее постели стоял Лотар. У него за спиной занимался рассвет, освещая брезентовые стены, так что Лотар казался темным силуэтом.
— Это мальчик, — сказал он. — У тебя сын.
— Нет, — прохрипела она. — Он не мой. Он твой.
«Сын, — думала она, — мальчик, часть моего тела, плоть от плоти моей».
— У него будут золотые волосы, — сказал Лотар.
— Я не хочу этого знать. Таково было условие нашей сделки.
«Значит, его волосы будут сиять на солнце, — думала она, — и он будет так же прекрасен, как его отец?»
— Я назвал его Манфредом, в честь моего первенца.
— Зови его как хочешь, — прошептала она, — только забери его от меня.
«Манфред, сын мой», — подумала она, чувствуя, как разрывается сердце в груди, рвется, как шелк.
— Сейчас он у груди кормилицы, она может принести его, если хочешь.
— Нет. Не хочу его видеть. Никогда. Таков наш договор. Забери его.
Ее разбухшие груди болели от стремления дать молоко златовласому сыну.
— Хорошо. — Он подождал с минуту, не скажет ли она что-нибудь еще, и отвернулся. — Сестра Амелиана заберет его с собой. Они готовы немедленно отправиться в Виндхук.
— Вели ей уезжать,
Лотар стоял спиной к свету, и она не видела его лицо.
Он повернулся и вышел. Несколько минут спустя Сантэн услышала, как заурчал мотор грузовика, машина тронулась и поехала по равнине. Шум мотора постепенно стихал.
Сантэн лежала в тихой хижине, наблюдая сквозь зеленую ткань, как поднимается солнце. Она вдыхала сухой, полный песчаной пыли воздух пустыни, который так любила, но сейчас он отдавал еще и сладковатым запахом крови, запахом рождения ее сына. Или, может быть, то была кровь маленькой старой женщины из племени сан, запекшаяся на скалах. Сантэн стала думать о темных бурлящих пузырях кипящего меда, убегавшего, как вода, из святилища сан, но задохнулась, когда в нос ей ударили сахарные пары, забив запах крови.
Ей показалось, что в дыму она видит маленькое, сердечком, лицо Х’ани. Старуха печально смотрела на нее.
«Шаса, мой малыш, всегда находи хорошую воду. — Но образ начал расплываться, темные волосы стали золотыми. — И ты тоже, мой малыш, тебе я тоже желаю хорошей воды. — Но теперь перед ней было лицо Лотара, а может, Мишеля — она не могла разобрать. — Как я одинока! — воскликнула она в глубине души. — Я не хочу быть одинокой».
Тут ей вспомнились слова:
«В данный момент, миссис Кортни, вы, вероятно, одна из богатейших женщин в мире».
Она подумала: «Я бы отдала все, все алмазы из шахты Х’ани за возможность любить мужчину и чтобы он меня любил, за возможность видеть рядом с собой обоих моих малышей, обоих сыновей».
Она гневно отогнала эту мысль. «Это слезливые мысли слабой, трусливой женщины. Ты больна и устала. Сейчас ты уснешь, — решительно сказала она себе. — А завтра… — она закрыла глаза, — завтра к тебе вернется храбрость».