Пылающий берег (Горящий берег)
Шрифт:
Они встретились. Присутствие рядом Эндрю подействовало на Майкла успокаивающе; Эндрю улыбался ему и одновременно выражал насмешливое неодобрение: Майкл не подчинился приказу и совершил безумный подвиг.
Бок о бок они снова пролетели над немецкими окопами, презрительно оставив без внимания редкий огонь, а когда начали набирать высоту, чтобы пересечь реку, двигатель Майкла закашлялся и замолчал.
Майкл снизился к меловой поверхности. Двигатель ожил, взревел, машина перевалила через верхушку гряды, и мотор снова смолк.
Майкл колдовал над управлением двигателем, меняя
Он почувствовал, как в корпусе самолета что-то ломается, одна из основных стоек хрустнула, часть приборов перестали давать показания, и смертельно больной самолет провис. «Держись!» — уговаривал его Майкл, но неожиданно в нос ему ударил острый запах бензина, и он увидел, что из-под кожуха мотора пробивается тонкая прозрачная струйка и превращается в потоке воздуха за машиной в белый пар.
Опасность возгорания — кошмар летчиков. Но в сознании Майкла еще не вполне иссякло боевое безумие, и он упрямо шептал: «Мы летим домой, старушка, еще немного».
Они пересекли гряду. За ней расстилалось ровное пространство, и Майкл уже видел темное «Т» леса, обозначавшее, что аэродром близко. «Держись, милая». Внизу люди выскакивали из окопов и махали руками, когда поврежденный «сопвич» пролетал над самыми их головами; одно колесо его шасси было отстрелено, второе свисало и колотилось о брюхо.
Лица солдат были запрокинуты, Майкл видел открытые рты: они что-то кричали ему. Они слышали стрельбу во время нападения на аэростаты, видели гигантские огненные шары в небе над хребтом, знали, что на какое-то время изматывающий артиллерийский огонь прекратится, и потому приветствовали возвращающихся пилотов, крича до хрипоты.
Солдаты остались позади, но их благодарность подбодрила Майкла, а впереди показались знакомые ориентиры: церковный шпиль, красная крыша шато, небольшой холм.
«Мы обязательно справимся, моя дорогая», — подбадривал он машину, но тут конец оборванного провода коснулся кожуха двигателя, и в зазоре мелькнула крошечная искра. С взрывным шумом вспыхнуло пламя, белый след пара стал огненным. Волна жара пронеслась по открытой каюте, словно от языка паяльной лампы, и Майкл инстинктивно развернул «сопвич» так, чтобы пламя относило в сторону и он мог смотреть вперед.
Надо садиться, куда угодно, только побыстрее, пока он не сгорел в пылающем каркасе самолета. Он нырнул к открывшемуся впереди полю; огонь уже охватил и шинель; задымилась и ярко вспыхнула ткань на правой руке.
Он шел на посадку, задирая нос самолета, чтобы погасить скорость, но машина с такой силой ударилась о землю, что у Майкла лязгнули зубы; самолет повернулся на уцелевшем колесе и тут же опрокинулся, врезавшись в живую изгородь на краю поля.
Майкл головой ударился о край кабины. Удар ошеломил его, но вокруг бушевало пламя, и он выкарабкался из кабины, упал на сломанное крыло, покатился по нему и свалился на грязную землю. На четвереньках он принялся спешно отползать от горящего самолета. Шерстяная шинель вспыхнула сильнее, заставив его с криком вскочить на ноги. Он рвал пуговицы, пытаясь избавиться от боли, бежал
Среди шума огня Майкл не услышал топота приближающейся лошади.
Девушка направила рослого жеребца прямо на изгородь, и они перелетели через нее. Лошадь и всадница приземлились, безупречно удержав равновесие, и сразу понеслись дальше, к горящей, кричащей фигуре на поле. Девушка на скаку перекинула ногу через луку дамского седла и, как только оказалась за Майклом, резко натянула повод. Конь проскользил немного и остановился, а она соскочила с его спины.
Она всей тяжестью бросилась Майклу на спину и обхватила обеими руками за шею; Майкл упал плашмя, девушка очутилась у него на спине. Она сразу вскочила, сорвала с себя толстую габардиновую юбку-амазонку и накрыла ею горящую фигуру у своих ног. Потом опустилась рядом с ним на колени, плотнее закрыла просторной юбкой и стала руками сбивать проступающие из-под юбки язычки пламени.
Как только пламя погасло, она сдернула с Майкла юбку и усадила его на грязной земле. Проворными пальцами расстегнула дымящуюся шинель, стянула ее с плеч и отбросила в сторону. Потом стянула тлеющий свитер. Пламя добралось до тела только в одном месте: прожгло одежду на плече и руке. Майкл вскрикнул от боли, когда девушка попыталась снять с него ночную сорочку.
— О Боже!
Хлопчатая ткань сорочки прилипла к ожогам.
Девушка склонилась к нему, вцепилась в ткань зубами и грызла, пока материя не порвалась. Тогда она сорвала ее с руки, и ее лицо изменилось.
— Mon Dieu [6] ! — Она вскочила. И стала затаптывать остатки пламени на дымящихся обрывках.
Майкл смотрел на нее. Боль в обожженной руке ослабла. Девушка сбросила длинную юбку; жакет от амазонки доходил ей только до бедер. На ногах у нее были черные кожаные сапоги для верховой езды, закрепленные по бокам крючками. Колени голые, кожа под ними гладкая и безупречная, зато колени в грязи, оттого что она опускалась на них ради него.
Выше колен — узкие кружевные панталоны из прозрачной ткани; сквозь них Майкл отчетливо видел ее лоснящуюся кожу. Панталоны над коленями привязаны розовыми лентами и облегают нижнюю часть ее тела так, словно она нагая — и эта полунагота влечет еще сильнее, чем нагота.
6
Боже мой! (фр.)
Майкл почувствовал, как у него сдавило горло: девушка наклонилась, подбирая его прожженную шинель, и в утреннем свете на мгновение блеснули ее маленькие упругие ягодицы, словно пара страусовых яиц. Он смотрел так напряженно, что заслезились глаза, а когда она снова повернулась к нему, увидел сквозь шелк в месте соединения упругих юных бедер темный треугольник. Это гипнотизирующее темное пятно оказалось в шести дюймах от его носа, когда девушка осторожно набросила шинель на обожженное плечо, что-то приговаривая, как мать разговаривает с больным ребенком.