Пылающий остров (изд. 1956г.)
Шрифт:
— Послушайте, профессор! Там опять начинают. Я уже бегу.
— Ах, прекраснейший, но удивительно назойливый человек этот доктор! Итак, я продолжаю. Извините старика. Это необходимо для дальнейшего.
— Иван Алексеевич! Что вы? Я же…
Марина готова была заплакать, так ей вдруг стало жалко извиняющегося профессора, имя которого было ей знакомо с первого курса университета.
— Ну, вот… вот и увиделись… — Профессор сразу как-то размяк. — М-да!.. Встретились. Станем работать, чтобы показать человечеству… Что же делать! Надо испить чашу до дна…
Загрохотало все вокруг: потолок, стены, окна. Профессор поморщился. Марина украдкой щипала руку. Она снова стала сухой и напряженной:
— Профессор,
— М-да!.. Похвально, похвально! Упорство — двигатель науки. Я рассматриваю нашу с вами задачу, как задачу доказать человечеству… Я не говорю пока, что доказать! Мне это уже известно, вы ещё заблуждаетесь, но ответ мы получим в научных отчетах. М-да! Ну вот и увиделись… Вот… Что же я ещё хотел сказать?.. Что-то, несомненно, важное. Вы уж простите, припомнить не могу!
— Иван Алексеевич! Я рада, что мы будем вместе работать, честное слово! — Голос Марины перестал быть резким, в нем звучали совсем новые нотки. — Вы помните тогда, ночью, вы спрашивали о Матросове? Пойдемте посмотрим на него.
— Как это «посмотрим»? Простите, недослышал или не понял…
— Ну да, Иван Алексеевич, он здесь сейчас бьется.
— М-да!.. Не понимаю… — пожал плечами профессор.
Репродуктор громовым голосом возвестил о победе во втором раунде Матросова.
Глава VIII
ОТКРЫТЫЙ СЕЙФ
В неурочный час, когда пациента заведомо не могло быть дома, доктор Шварцман возился у двери квартиры Кленова. Ключ, сделанный по слепку, неумело снятому доктором, никак не хотел открывать замок.
— Может быть, вы думаете, доктор, что годитесь в грабители? — сам себе бормотал Шварцман. — Так ничего подобного!
И с этими словами он открыл дверь.
— Только для истории болезни, — утешал он себя, тихо входя в квартиру. — Нечто вроде рентгена.
Доктор снял пальто, вынул из кармана затрепанную книгу по криминалистике и связку отмычек, с помощью которых он рассчитывал открыть тайну профессора.
Итак, картина Левитана с изображением тихой речки…
Доктор стал ощупывать раму, стараясь найти отверстие для ключа. Но все получилось иначе, чем он рассчитывал. Шаря по раме, он задел кнопку, и картина сама со звоном откинулась.
— Кто сказал, что у взломщиков тяжелый труд? Оказывается, ничего подобного! Сейфы вежливо открываются сами собой.
Доктор пододвинул стул, уселся на него и стал выкладывать на столик, в который превратилась картина, содержимое сейфа.
— Представим себе, что это легкие, — рассуждал Шварцман, сняв пенсне и близоруко заглядывая в первую папку. Увидев там формулы, он отложил ее в сторону. — Нас интересует, — он отодвинул еще две папки, — не столько почки или печень, сколько сердце…
В руках у доктора оказалась изящная папка из японской соломки и приложенное к ней письмо, написанное по-русски, но, по-видимому, иностранцем.
Шварцман перелистал папку. Ему попались чьи-то рукописи, какая-то фотография, документы, кажется, на датском языке и вырезки из американских газет.
Шварцман озабоченно потер височки, где еще курчавились когда-то густые волосы, потом отыскал в книжном шкафу англо-русский словарь, не очень надеясь на свое знание языка. Перевести с датского он при всем желании не мог.
Обстоятельно усевшись за стол, он принялся за изучение находки.
Прежде всего он прочитал письмо:
Русскому профессору Ивану Алексеевичу Кленову, Москва.
Примите мое преклоненное уважение, высокопочтенный профессор, и позвольте воспользоваться случаем,
В торжественный день Вашего семидесятилетия почтительно осмеливаюсь послать Вам в подарок папку документов, которые в разное время по некоторым причинам попали в мои руки и теперь, конечно, не представляют специфической ценности.
Стремлюсь хоть этим выразить Вам чувства далекого, но заинтересованного в Вашей судьбе друга и коллеги из Страны Восходящего Солнца.
Подписи не было. Шварцман покачал головой.
Рукопись оказалась недописанной статьей. Шварцману бросилось в глаза старое русское правописание с твердым знаком и буквой «ять». Размашистый, но аккуратный почерк к концу рукописи менялся. Строчки расходились или наезжали одна на другую. Последняя страница обрывалась на полуслове. Брызги чернил рассыпались по недописанному месту.
Доктор еще раз взглянул на незнакомое имя какого-то русского профессора, автора статьи, но оно ничего не сказало ему.
Рассеянно повертев в руках выцветший любительский фотоснимок, доктор с трудом разобрал на нем чрезмерно загорелую спортсменку в лодке. Он решил, что ее набедренная повязка слишком узка, и покачал головой.
Наконец, возмущенно отодвинув от себя фотографию, он принялся за газетные вырезки.
Едва начал он их читать, как забыл о приготовленном словаре.
«Нью-Йорк таймс», 1948 год. 21 мая
ДЕЛО ПРОФЕССОРА ВОНЕЛЬКА
Мистер Джон Аллен Вонельк, известный физик, бывший профессор Корнельского университета, отказался отвечать на вопросы комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, куда он был вызван для дачи показаний как подозреваемый в сочувствии коммунизму. Профессор Вонельк присужден к годичному тюремному заключению за оскорбление американского сената.
По-видимому, в газете был помещен портрет профессора Вонелька, но ножницы, вырезая текст, аккуратно обошли фотографию.
Следующая вырезка, очень старая, пожелтевшая, относилась к 1916 году. Название газеты не было записано.
ТРОЕ СУТОК С ПРОБКОВЫМ ПОЯСОМ
Еще одна жертва гнусного пиратства германских подводных лодок. Как известно, три дня назад ими был потоплен американский пароход «Монтана», плывший из Европы в Нью-Йорк. Пароход затонул в сорока милях от американского берега. Подошедшим судам удалось спасти сто двадцать семь человек, в том числе семьдесят пять женщин и детей, высаженных с корабля в шлюпках. Розыски продолжались. На второй день было найдено еще пять человек, из которых лишь двое выжили. И вот спустя трое суток после гибели «Монтаны» в том же районе был обнаружен еще один человек, вконец измученный, потерявший человеческий облик. Пробковый пояс продолжал поддерживать его на воде. У врачей было мало надежд, что спасённый будет жить. При нем оказались промокшие документы, на которых с трудом удалось разобрать имя Джона Аллена Вонелька, американского гражданина. Ни года его рождения, ни штата, где он родился, разобрать не удалось. Проверить это по спискам пассажиров «Монтаны», к сожалению, оказалось невозможным, потому что эти списки погибли неделю назад во время пожара в Шербурском порту.
Мистер Вонельк находится в бессознательном состоянии и доставлен в одну из нью-йоркских больниц.
Достоин восхищения патриотизм американских женщин. Нашлось четырнадцать девушек, которые оспаривают право дежурить у постели несчастного молодого человека, так много пережившего.