Пылающий остров
Шрифт:
— Пусть язык мой заржавеет, как старый якорь, если вру, мистер Шютте. Мне очень не хотелост отправляться в рейс с одним-единственным пассажиром. Я знал, что у моего отца, старого шкипера, именно такой рейс и был последним. Однако мистер Вонельк заплатил мне вперед хорошую сумму, на которую можно было купить не одну бочку рому. А я, в конце концов, свободный моряк… свободный от лишних денег.
— Вонельк? — переспросил Шютте. — Англичанин?
— Нет, американец. Но он незадолго перед тем получил английское подданство. Кажется, как он говорил, это было
— Вонельк? — глубокомысленно повторял Ганс. — Куда же вы его прокатили на боте?
— Я же вам говорю, сэр, в Арктику. До первой хорошей льдины… Пришлось ее искать на севере Баренцова моря, чуть ли не у самых берегов Земли Франца Иосифа. Там были уже советские воды, и мне было не по себе. Но когда мы увидели, наконец, ледяные поля, тут-то и началось самое необыкновенное. Пусть у меня вырастут вместо рук ласты, если мой пассажир не решил уподобиться тюленю. Он потребовал, чтобы я его высадил на льдину. Я готов был лопнуть от изумления, как глубоководная рыба на воздухе. Он забрал радиостанцию, которую захватил из Ливерпуля, теплую палатку, немного продуктов и все-таки перебрался на наиболее симпатичную льдину, согнав с нее огромного тюленя. На обратном пути я видел на горизонте советский ледокол…
— Словом, с вашей помощью он удрал от своих боссов, — усмехнулся Ганс. — У меня тоже был такой случай. Только посмешнее. Все затеял шельма-японец! Чтобы устроить побег одному слабоумному и безобидному человеку, он заставил меня с ним вместе вынести на носилках свинью…
— Свинью, мистер Шютте? — заинтересовались матросы.
— Ну, это было сорок лет назад. Только тогда этот японец смог сыграть на жалости Ганса. Теперь такой номер ни у кого не вышел бы!
— Расскажите, мистер Шютте, про свинью.
— Еще чего захотели! Не стану я с вами про свинство рассуждать. Что вы тут расселись, лодыри? Развесили уши!
Подошедший профессор обратился к Гансу:
— Не скажете ли вы мне, уважаемый repp Шютте, какое название носит эта земля на горизонте?
Все стали всматриваться.
— Пусть меня похоронят на суше, если это не тот самый проклятый остров, о котором рассказывал мне еще отец! — сказал Эд.
— Аренида! — сказал Ганс.
— Аренида! — закричали матросы и кок.
— Аренида! — прошептал профессор Бернштейн.
Плеск разбивающихся о борт волн и мерное дыхание судовых машин стали необыкновенно отчетливыми. Люди на яхте молча смотрели на поднимающийся из моря остров.
Матросы смотрели с любопытством, кок — с некоторым страхом, боцман — недоброжелательно, профессор — с нетерпением, а Ганс Шютте — с усмешкой. Он подумал: «Вот она, та печка, откуда начнет танцевать новая война!»
Через некоторое время дымчатые контуры начали превращаться в бесформенную массу, похожую на опухоль.
По мере приближения яхты из воды стали медленно вырастать голые
— Там, должно быть, пожар, — сказал негр.
— Да нет! Какой это пожар! Там, наверное, вулкан, — прервал один из матросов.
— Этот дым, парни, — единственное, что есть на острове, — сказал Ганс Шютте.
Вскоре стало заметно, что шершавые скалы покрыты причудливой сеткой глубоких трещин. Отвесные каменные стены спускались к морю, не обещая ни бухты, ни пологого спуска.
Пристать к этим стенам, уходившим на сотни метров вверх, нечего было и думать.
Моряки качали головами.
— Это словно борта корабля, севшего на риф, — говорил дядя Эд, поглядывая на торчащий из воды странный остров.
Местами скалистый берег свисал над морем. Похоже было, что настоящий, нормальный остров где-то внизу, под водой, а на нем, словно упав сверху, лежит этот кусок чужой породы — шершавый, потрескавшийся, кое-где как будто оплавленный.
Долго шла яхта вдоль неприветливых каменных стен, тщетно пытаясь отыскать место, где можно было бы пристать.
Постепенно судно перешло на подветренную сторону, и люди неожиданно почувствовали на себе, что такое фиолетовый газ.
— Я задыхаюсь, мистер Шютте! — закричал кок и схватился за горло. Белки глаз его покраснели, он стал хрипеть, на губах выступила пена.
— Босс, надо повернуть назад! — испуганно сказал один из сматросов.
— Молчи, рваная покрышка!
Негр катался по палубе, корчась в судорогах.
Все вокруг стало фиолетовым.
Один матрос нелепо вытаращил глаза, опустился вдруг на колени и тихо лег. Другой прислонился к перилам: его рвало.
Вдруг яхта завиляла, словно потеряв управление, и помчалась прямо ва скалы.
— Не иначе, как это чертово дыхание задушило рулевого! — закричал боцман, бросаясь к мостику.
В фиолетовой дымке появилась низенькая фигура профессора Бернштейна. Он тоже направлялся к мостику. Не видя его лица, боцман узнал его по растрепанной шевелюре. Но когда фиолетовая толща между ними стала меньше, он отшатнулся. Слезящимися глазами увидел он под шевелюрой профессора страшную звериную морду с чешуйчатым хоботом.
Фигура со звериной мордой что-то протягивала боцману.
— Никогда не думал я, что при жизни попаду в ад и встречусь с живым чертом!
Боцман, пролепетав это, ухватился за поручни трапа, ведущего на мостик, и потихоньку стал сползать по ступенькам.
По палубе, свистя и фыркая, ползло нелепое фиолетовое чудовище. Фигура с хоботом продолжала протягивать боцману мягкий предмет, потом вдруг бросилась к ползущему по палубе чудовищу и в течение нескольких секунд возилась с ним. После этого чудовище поднялось на задние лапы, оказавшись гигантского роста, не меньше, чем Ганс Шютте.