Пылающий остров
Шрифт:
– Еще одно слово, мистер Роберт! – сказала Фрикетта. – Имеете вы какие-нибудь сведения о своих родных?
– О, да, мадемуазель, и даже очень точные. Мой прадед, уроженец Амбуаза, был капитаном в Сан-Доминго, в армии генерала Леклера. У него был…
– Брат, – подсказала Фрикетта.
– Да…
– Близнец, тоже капитан…
– Совершенно верно. Откуда вам это известно?
– Братья-близнецы горячо любили друг друга и никогда не расставались…
– Да, да, и это верно…
– Но обстоятельства заставили
– Он бежал на Кубу и был моим прадедом, а другой…
– Другой, Жак, возвратился во Францию и был моим прадедом… У нас есть миниатюра, изображающая обоих братьев в военных мундирах. Копия этой миниатюры, благоговейно хранившаяся и переходившая от отца к сыну, к несчастью, сгорела вместе с домом моих родителей. Сзади на ней было написано уже пожелтевшими буквами: «Моему дорогому брату Жану… »
– Так, так, все это вполне верно.
– Значит, мы с вами действительно родственники, кузен?
– Да, кузина! И встретились при таких печальных обстоятельствах.
– Но я все-таки очень довольна этой встречей, мой храбрый кузен!
– А я прямо от нее в восторге, моя неустрашимая и прелестная кузина!
– Это комплимент?
– Вовсе нет! Не забывайте, что мы стоим лицом к лицу со смертью… Тут уж не до комплиментов.
– Да, вы правы, наши минуты сочтены…
Новый короткий предсмертный крик заставил их оглянуться: второй солдат упал мертвым к их ногам.
Ружье еще одного, выбывшего из строя, подхватила Кармен и стала на его место.
– Браво, Кармен! – воскликнула Долорес и снова выстрелила в осаждающих.
– О, я теперь понимаю, отчего ваши силы возрастают с каждым днем!
– воскликнула Кармен, обращаясь к Роберто. – Даже я, испанка древнего рода, воспитанная в ненависти и в презрении к вам, доведена до того, что от всей души кричу: «Да здравствует свободная Куба!»
Между тем зарядов осталось очень мало, а огонь испанцев не прекращался, так что горсти осажденных не было никакой возможности устоять. Пал уже третий солдат.
Вдруг послышался пронзительный крик Пабло и вслед за тем громкое проклятие Мариуса:
– Ах, черт возьми! Тут жаркое дело, а я сплю себе, как глухой пень! – воскликнул провансалец.
Действительно, мальчик и старик, тесно прижавшись друг к другу, крепко спали; первый заснул от усталости и благодаря способности детей засыпать при каких угодно обстоятельствах, а другой – от истощения. Проснулись они оба только потому, что на них свалился третий убитый солдат.
– Эге! Даже и барышни взялись за оружие! – продолжал провансалец, оглядевшись. – А я, старый дурак, валяюсь! Это не годится!
С трудом поднявшись, он взял ружье и, едва держась на ногах, с кружившейся от слабости головой, приготовился исполнять до конца обязанности солдата.
Пабло погладил лежавшую
– Браво! Что с тобой, моя дорогая собака?.. Браво, да взгляни же на меня, ответь мне!.. Браво! Почему ты не движешься?.. Ах, Господи, да он весь холодный!.. Мариус! Посмотри, Браво умер! Бедный, дорогой Браво!
И мальчик горько заплакал.
В самом деле, верная собака, собравшая последние силы, чтобы отыскать своего маленького господина, давно уже испустила последнее дыхание у его ног.
Видя горе своего маленького друга, суровый на вид моряк почувствовал, что у него на глаза навертываются слезы, и посреди града пуль и грома выстрелов крикнул плачущему мальчику:
– Не плачь, мой милый мальчуган, перестань, ради Бога! Право, ты разрываешь мне сердце… Я бы так хотел помочь тебе, но не могу, ей-Богу, не могу, и это меня сильно мучит!
Но Пабло еще сильнее зарыдал над трупом своего преданного друга.
Между тем положение осажденных ухудшилось. Все солдаты были перебиты. В живых остались только Роберто, Мариус, три девушки и Пабло. В ружьях находились последние заряды… Было очевидно, что этой героической борьбе наступал конец. Всякое сопротивление оказалось невозможным: осажденным оставалось только умереть.
Сгруппировавшись возле жертвенника и поставив мальчика всередину, все осажденные пожали друг другу руки и, опершись на свои карабины, спокойно ожидали смерти.
Вот разбитая дверь с треском и грохотом рассыпалась. Человек двадцать ворвались в святилище «воду» и, потрясая оружием, громко закричали:
– Теперь вы сдадитесь!
– Никогда! – ответил негодующий женский голос. – Никогда я не сдамся врагам моей родины!.. Да здравствует свободная Куба!
И Долорес Валиенте сделала два шага вперед, подняла ружье и выстрелила в толпу испанцев.
В ответ на этот выстрел грянул целый залп, и все капище мгновенно окуталось пороховым дымом.
ГЛАВА XXV
Доктор Серрано дал столько доказательств своей преданности и верности инсургентам и проявлял такую искреннюю, бескорыстную дружбу к Масео, что тому не могло прийти и в голову заподозрить в чем-нибудь нечестном своего друга.
А между тем отважный вождь инсургентов, благородный характер которого, возвышенность чувств и военный гений удивляли даже врагов, вовсе не был наивен и доверчив.