Пылкая дикарка
Шрифт:
— Значит, все эти женщины не респектабельные?
— Это составляет часть их шарма.
"Я начинаю познавать", — подумала Клео. Но этот процесс был для нее болезненным.
Какой-то мужчина с важным видом показался в двери и, прогуливаясь по залу, останавливался у столиков, приветствуя посетителей. Когда он подошел к ним, Клео взволновалась. Хотя он был значительно моложе, но удивительно напоминал ее деда, отца-китайца ее матери. Он давно умер, но она его очень любила в детстве.
Стоя у их столика, он не спускал с нее глаз. Вдруг она почувствовала что он очень интересуется
— Месье Кроули, — прошептал он по-французски. — Благодарю за то, что вы привезли сюда свою юную милую подружку. Она стала украшением моего заведения.
Иван, довольно холодно кивнув, сказал:
— Мадемуазель Клео, — это Ли Хинь, хозяин, — объяснил он ей. — Он владелец казино.
— Вам нравится обед, мадемуазель?
— Да, блюда очень вкусные, месье Ли, — сказала Клео, чувствуя естественное притяжение к этому человеку.
— Вы, я вижу, знакомы с китайскими обычаями, мадемуазель. Большинство американских и французских клиентов совершают ошибку, обращаясь ко мне "месье Хинь". — Он засмеялся, а потом пояснил, обращаясь к Ивану: — В нашей стране это мое имя, а не фамилия.
Клео покраснела.
— Мой дедушка был китайцем, — сказала она, — но был необразован — он был простой рыбак и очень добрым человеком.
— Он наградил вас прекрасным наследством. Вы впервые в моем казино?
— Да, — робко сказала она. — Кажется, я прежде никогда не видела такого красивого зала.
Ли Хинь поклонился.
— Но он уступает вашей красоте, мадемуазель. Надеюсь, вы нас снова посетите.
Глаза Ивана, сидевшего напротив Клео, загорелись от гордости.
— Ну, разве я тебе не говорил, что ты прекрасна? — прошептал он, когда Ли Хинь отошел от столика. — Здесь тебе никто и в подметки не годится!
Клео зарделась от удовольствия. Когда они ехали домой, то он, обняв ее, сказал, что на лето возвращается домой, на плантации.
— Так скоро?
— Мне нужно проследить за урожаем.
Она закусила губу, стараясь сдержать охвативший ее гнев и утишить острую боль внутри. "Но теперь она не будет одинокой — ей будет составлять компанию маленькая Орелия".
— Когда ты уезжаешь?
— На следующем пароходе до Дональдсонвиля.
— Она едет с тобой? И ребенок тоже? — Эти вопросы сами выпорхнули из уст Клео, хотя она и пыталась сдержаться.
— Само собой, ведь она моя жена, — холодно ответил Иван. — Давай больше о ней не говорить, идет, Клео?
Его тон больно резанул ее, и Клео утратила слабый контроль над собой. Она яростно обрушилась на него.
— Я буду говорить, когда захочу и о ком захочу! Моя бабушка была принцессой племени хумус! Она знала четыре сотни целебных трав. Тебе это известно? — Она выпрямилась на сиденье, и теперь была такой же стройной и высокомерной, как и тогда при первой их встрече в пироге.
Его захватили воспоминания, и он почувствовал горячее, как огонь, желание.
— Клео, послушай. Я буду часто приезжать сюда, как только смогу — у меня много дел. Я буду приезжать один, и мы сможем быть вместе, как и прежде. Я намерен купить тебе дом, в котором мы будем все вместе.
Но она гнула свое:
— Ты думаешь,
— Клео, Клео! — пытался он ее успокоить. Голос его переходил на все более высокие ноты, и теперь был похож на визгливый свисток парохода.
— Ты себе представить не можешь, как я буду скучать по тебе и маленькой Орелии. Мне очень хотелось бы взять вас с собой, чтобы повторить с тобой ту нашу первую ночь. Мне хотелось бы снова обучить тебя, как нужно меня любить. Ты помнишь, как мы лежали без сна всю ночь напролет, занимаясь только любовью и разговаривая между собой? Как давно я уже не любил тебя так...
Его рука коснулась ее щеки, потом ласково опустилась к подбородку... Она задрожала от его прикосновения — в памяти ее возникали картины тех их первых ночей, когда она лежала в его объятиях и познавала свое собственное тело и уроки любви. Какой же невинной она была! Каким тогда нежным был с ней Иван!
Она посмотрела в его голубые-голубые глаза, положила руку ему на грудь... Клео вся задрожала от желания, вспоминая, как он сжимал ее, обнаженную, в своих объятиях.
— Есть и другие места, кроме казино, куда я смогу отвезти тебя, — шептал он. — Ты не будешь постоянно торчать дома после рождения Орелии. Мне хочется, чтобы тобой восхищались. Я хочу, чтобы мои друзья говорили: "Твоя женщина — самая красивая женщина в городе".
— Подобно тому, как хвастаются ловцы креветок: "У меня самый большой улов!" — кисло заметила она.
— Клео, — упрекнул он ее.
Она рассмеялась, и он, поймав ее смеющиеся губы своими губами, прижал их в страстном поцелуе, не обращая внимания на стоявшие в ее глазах слезы.
Когда карета остановилась возле пекарни Мейзи, она услышала крик Орелии. Клео чувствовала, что у нее в грудях полно молока. Выйдя из кареты, она побежала к колыбельке.
— Она проголодалась, мадам, — сказала ей Эстер.
Клео, взяв на руки девочку, начала ей что-то напевать, обещая сейчас же ее накормить. Теперь она держала Орелию, — наконец-то ее острое, постоянно растущее желание по дороге домой из казино было удовлетворено. Какую радость испытывала она от близости своего ребенка, как приятно было вдыхать ее нежный запах, ощущая удивительно крепкую, сжавшую ее палец ручку.
— Давай я отнесу ее наверх, — предложил Иван, и она нехотя передала ему Орелию.
Когда поздно ночью Иван собирался уезжать, она снова взяла на руки их дочь. Он стоял рядом, ласково дотрагивался до ее щечки. Клео, поцеловав его на прощание, пожелала ему доброго пути и постаралась на сей раз помолчать и не заводить разговора о его жене и ребенке. Хотя ей очень хотелось знать, берет ли он их с собой?