Пылкий романтик
Шрифт:
– Джулиан, – усмехнулась она, – мы делаем запретные вещи... но ты прав – если я не побуду с тобой, не успокоюсь.
Джулиан чувствовал, что ему нелегко противиться соблазну. Но в конце концов, он столько лет провел, борясь с этим соблазном! Могут ли здесь играть роль какие-то несколько часов?
Пен подняла голову с подушки:
– А ты что, так и собираешься просидеть здесь всю ночь рядом с кроватью, словно сиделка у постели больного?
– Вообще-то не собирался.
– Или, может быть, ты собираешься лечь спать во фраке?
– Нет. –
Он прикрутил фитилек лампы, так что обстановка стала вполне интимной.
– Я думаю, – сказала она, – рубашку тебе тоже стоит снять.
– Стоит ли? Существуют все-таки кое-какие приличия.
–Ты прав, Джулиан, – вздохнула она. – Извини, я немножко увлеклась. Ты, как всегда, смотришь на вещи трезвее.
«Трезвее? Ой ли...»
Джулиан все-таки стянул рубашку. Повернувшись к Пен, заметил, что она смотрит на него. Любуется. Что ж, по крайней мере отвлеклась, слава Богу, на что-то другое. Это лучше, чем воспоминания о садистских наклонностях мужа и ненужные угрызения совести.
Присев на стул, Джулиан скинул ботинки. Поколебавшись с минуту, он понял, что стесняться нечего. Решительно стянул штаны и нырнул под одеяло рядом с Пен.
Джулиан уже был возбужден до последней степени. Провести в таком состоянии всю ночь было бы пыткой.
– Не кажется ли тебе, что это рискованно? – проговорила Пен.
– Чем же? Я тебя ничем не обижу.
– Я не об этом. – Она приподнялась, подперев голову рукой. – Впрочем, спасибо тебе зато, что ты позволил мне сейчас побыть с тобой. И за то, что завтра ты будешь со мной. Мне все-таки очень нужна моральная поддержка.
– Я предлагал тебе, что к Клео могу пойти сам. Ты же не хочешь, Пен.
– Я должна попробовать, Джулиан. Видишь ли... до сих пор мне еще не приходилось самой действовать в решительных ситуациях. Всегда был кто-то, кто помогал мне, поддерживал... Но мне сейчас не хочется говорить об этом.
– О чем же тебе хочется говорить?
– Смотри, как волшебно мерцает огонь! Он образует световой контур вокруг твоего лица... ну, знаешь, как иногда рисуют на картинах.
Пен нежно очертила пальцем линию его носа, губ, подбородка.
За минуту до того Джулиану казалось, что он уже возбужден до последней степени. Но это был еще не предел.
Легкие пальцы Пен вдруг скользнули по плечу Джулиана, по мускулистой его груди. Она отбросила одеяло.
– Что ты делаешь?
– Ты же смотрел на меня! Я, может быть, тоже хочу на тебя посмотреть. Какой ты мускулистый, Джулиан! Я и не думала, что ты такой сильный. А это что за шрам? Какой длинный!
– А-а, – небрежно произнес он, – получил пару лет назад в Хэмпстеде.
– Не думала я, что ваши игры со шпагами в этом вашем... как его... Обществе дуэлянтов так опасны!
Пен имела в виду группу друзей Леклера, которая регулярно собиралась в доме шевалье попрактиковаться со шпагами и пистолетами. Джулиан входил в это общество еще со студенческих времен. До сих пор он любил встречаться с друзьями и тряхнуть
– Случаются иногда царапины, – так же небрежно процедил он.
– Ничего себе царапина! – Пен осторожно провела пальцем по шраму, который тянулся через весь левый бок с заходом на бедро.
Джулиан отстранил ее руку:
– Пен, ты сама же меня провоцируешь! Я все-таки не каменный, реагирую.
– Да уж наверное, реагируешь! – Пальцы и взгляд Пен скользили по его груди.
Он снова отстранил ее руку:
– Ты пытаешься соблазнить меня, Пен?
– Да нет. Просто вспоминаю, как хорошо бывает порой со старыми друзьями. И потом, приятно ощущать себя женщиной, в которой еще не совсем умерла чувственность.
Джулиан знал, что чувственность в ней не умерла после горького опыта замужества. Догадывался, что благодаря общению с другим мужчиной. Не с ним. Не с Джулианом. Это произошло задолго до того, как он, Джулиан, впервые поцеловал Пен. Вот это-то и бесило его, пусть даже тот мужчина не был полноценным любовником.
Неполные любовные игры не устраивали Джулиана. Да, то, что произошло тогда на морском берегу, было восхитительным. Даже если этому не суждено больше никогда повториться, Джулиан навсегда запомнит этот день как самый радостный в своей жизни. Но ему не хотелось, чтобы все закончилось на этом. Его отнюдь не устраивало такое краткое приключение из множества подобных, ни к чему не обязывающих ни его, ни ее, быстро забывающихся ради другого такого же мимолетного приключениям.
Рука Пен по-прежнему лежала на его груди. Он поднес ее к губам и поцеловал.
– На одну ночь, Пен, – произнес он, – ты можешь заставить себя забыть обо всем, что тебя гнетет.
Пен посмотрела на него:
– Но это же несправедливо по отношению к тебе! Ты же сам сказал, что не каменный.
– Да, не стану лгать, я хочу большего. Но и этого достаточно.
Он снял с ее головы чепец и уложил, словно куклу. Черные волосы завораживали, рассыпаясь по подушке. Давно уже Джулиан не видел ее с распущенными волосами. Возможно, еще с тех пор, как она была девчонкой-подростком. Этикет и мода требовали от светской дамы укладывать волосы в прическу. Но в своих фантазиях Джулиан часто представлял Пен с распущенными волосами.
Джулиан живописно разметал ее волосы по подушке и начал развязывать ленты на груди ночной рубашки. Прищурив глаза, Пен смотрела из-под ресниц на движения его пальцев.
– Джулиан, что ты делаешь! У меня от твоих прикосновений замирает дыхание в груди, а ты меня даже еще не поцеловал!
– Я это делаю нарочно, – усмехнулся он. – Когда я сниму с тебя эту рубашку, у тебя не останется сил противиться мне!
– Ты снимешь ее с меня? Целиком?
– Да, целиком. – Полумеры не устраивали Джулиана. Он приподнял Пен за плечи, чтобы иметь возможность снять с нее рубашку и насладиться шуршанием легкого шелка, соскальзывающего с ее восхитительного тела. По реакции Пен он чувствовал, что раздевание возбуждает ее не меньше, чем его.