Пыльные окна
Шрифт:
Он поморщил свой аристократический нос.
— Не поможет. У нас методы другие. Нам нельзя навязывать. Можно только предлагать. И нам нельзя торопиться. Поскольку каждая деталь важна. Поскольку нам нельзя соврать, сфальшивить. Пробовали уже рай строить форсированными темпами — до сих пор не отмылись.
Откинувшись
Старик протянул мне фляжку. Я сделал глоток, вернул ему. Он отпил, спрятал фляжку за пазуху.
— Шеф-шеф! — улыбнулся я. — Неужели вы действительно в это верите? Утопия. Полдень, двадцать первый век. Папа, а люди на земле есть? Нет, сынок, это фантастика!
— Дело в том, Алексей, — прервал меня шеф. — Что для того, чтобы изменить будущее, хоть что-то в нем сделать лучше, надо начинать работать прямо сейчас. Каждому делать то, что он может. Но только делать хорошо, постараться на совесть. По крупицам? Пусть по крупицам. Началось все вообще с рыб, аммонитов да трилобитов, а глянь, какая теперь красота?!
Он издевательски подбоченился, обводя рукой окружающий нас пейзаж.
Замолчав, он затянулся сигаретой.
— Есть ли оно, это будущее? — я зябко поежился, поправил поднятый воротник пальто, посмотрел на старика. — А может мы — лишь герои чужого сна? Всего лишь персонажи, промежуточные образы чьего-то лихорадочного воображения, а?
Он встал со скамьи.
— Жду тебя во вторник, с отчетом. — сухо сказал старик, подошел к урне, аккуратно затушил окурок о край, швырнул внутрь. — И знаешь… я рад, что ты справился. Я с самого начала в тебя верил. И самое главное тебе удалось.
Не сказав более ни слова, он пошел прочь по засыпанной гнилыми листьями аллее.
Пустой парк. Брошенные бутылки
Унылое небо. Дождь, холодный и безразличный ко всему.
Серый и тоскливый мир. Наш мир.
Не манящий своей ослепительной чистотой свет Окон. Не клубящаяся непредсказуемость тьмы, ползущей сквозь тонкие щели. Не черная космическая глубина, завораживающая ледяной пустотой.
Наш привычный мирок.
Наш мирок, в котором все же пока находится место для вещиц, которые могут оправдать его существование. Ведь в нем все-таки есть место для любви, для дружбы.
Даже если все это лишь игра моего воображения, лишь фантомы, призраки, лишь игра бликов на тусклой поверхности алого елочного шара.
Я верю, дождь пройдет, и солнечные лучи согреют наш мир.
Пусть они светят в лицо. Нельзя останавливаться на пути к свету. Пугает не темнота, а серость. Торжествующее безразличие, в котором так легко захлебнуться.
Значит, надо идти дальше, не сдаваться, не оправдываться. Идти вперед, верить.
Я брел куда глаза глядят, размышляя, пинал смятую жестяную банку.
Обнаженные деревья, скинувшие с себя остатки ярких листьев, постепенно расступались на моем пути.
Я вышел к черному зеркалу пруда, отражавшему плачущее небо.
Остановился возле присыпанной листьями статуи. Мраморный ангел равнодушно смотрел в неподвижную воду.
Я подошел к краю пруда.
И на его глади, разбиваемой крошечными каплями дождя, среди дрейфующих рыжих листьев и легкой ряби, я увидел свою судьбу.