Пышка с пробегом
Шрифт:
– Пятый этаж, – угрюмо сообщила я, уже поняв, что удержать предательскую чуму не удастся.
– Пффф. Подумаешь пятый этаж. Прыгну и отползу, никто и не заметит.
Я в общем-то ее понимала сейчас. И сама бы на ее месте не раздумывая слиняла, ломая новые кроссовочки. Но бежать из своей квартире, чтобы бомжевать по вокзалам… Хотя… Идея то не так уж и дурна.
– Тебя побьют коллеги бомжи, – хрюкнула Ритка, бодро сбегая по ступеням. Она еще и мысли что ли читать умеет?
Дверь моей уютной норки оказалась распахнутой настежь. Заходите люди добрые, берите что хотите. Моя бабуля никогда не боялась лихих людей, потому что…
–
«А ведь еще можно сбежать» уныло подумала я, натягивая на ноги тапочки-зайки. Ребро взорвалось болью, пальцы свело судорогой. А нет, уже нельзя.
Те, кто впервые видит мою бусечку обычно бледнеют и начинают заикаться. Всю жизнь проработавшая на чугунолитейном заводе Лукерья Ферапонтовна всегда отличалась активной жизненной позицией. Она прыгала с парашютом, невзирая на рост как у гренадера и вес чугунной болванки, обожала готовить на роту, любила и любит свою единственную внучку, которую на нее скинули мои родители, отправившись в шикарное путешествие в запойные страны. Но, больше всего на свете бабуля восторгается кормя меня тем что намастырила в порыве своего кулинарного угара. Ей все время кажется, что я дохлая, и скорее всего загнусь от анорексии, не дожив до тридцатилетия. С раннего детства она впихивает в меня тонны еды. И в Ритку она тоже впихивает. Думаете почему поганка слиняла, бросив меня на растерзание любимой родственнице? Вообще она впихивает свои кулинарные изыски во все живое, попавшее в радиус поражения. Херальдиньо обычно прячется под диван, когда приезжает громоподобная бабуля, больше похожая на помесь Халка со Шреком, способная гнуть руками железные прутья и абсолютно неудержимая.
– Ба, я есть не буду, – проблеяла я жалко, уставившись на гору блинов, подпирающую свежеокрашенный потолок моей кухоньки, которая сейчас мне показалась совсем крошечной. Ба заняла ее собой почти всю, даже стол сдвинула в угол. – Я на диете?
– На чем ты? – взревела Лукерья Ферапонтовна так. Что меня чуть не вынесло звуковой волной. – О, боже, – схватилась бабулечка за правую грудь. Наверное у нас это семейное. – Я так и знала, что тебя нельзя отпускать в свободную жизнь. Я знала, что ты умрешь под забором, превратившись в обтянутый кожей скелет. Я…
Я уперлась глазами в пол, представляя, сколько мне придется жить без еды, чтобы в скелет превратиться. Вышло как-то не очень, с математикой я всегда не в ладах была. Но по моим подсчетам, жить мне предстоит вечно, как вампиру.
– Так, все, собирайся, поедем к моему психиатру. Он тебя вылечит. Меня же подшаманил? И тебя в ум приведет. Только сначала блины. В сало макай, да погуще. И молочком запивай. Домашнее. С под коровы.
Я вздохнула. Спасти сейчас меня могло только чудо. Чудо и…
Звонок в дверь показался мне райской музыкой. Буся зыркнула на меня, как на смертельно больную и поджала губы.
– Я открою, – радостно вскочив со стула я ломанулась в прихожую. Спасибо тебе, добрый человек, кто бы ты ни был. Даже если ты убийца маньяк. Даже если…
О, черт… Да как же так? Почему мне так всегда «везет»?
– Я Хера привез, – рявкнул мне в лицо, с которого начала сползать улыбка. Проклятый чертов мажор. Как он вообще меня нашел? Я уставилась на пришельца, отвесив челюсть и онемев от неожиданности и обалдения. – Ну. Собирайся, чего встала? Или у тебя инсульт? Ты бы за холестерином
– Куда? – наконец-то я взяла себя в руки и теперь начала наливаться яростной злостью. Что он вообще себе позволяет? И холестерин у меня в норме, если что. Был. Пока бабулечка не приехала. И не нукай, не запрягал.
– В ЗАГС, – хмыкнул этот коварный тип, гражданской наружности, издевательски. – Я тебя никогда не позову. Поэтому поедем в ментовку. Заберешь свою заяву и разойдемся бортами. Кстати, бегемотов не запрягают.
– А вот хрен тебе, – черт, почему мне так обидно то? Мне же плевать на этого нахала. Он же просто кусок…
– А тебе тогда Хера не видать, – оскалился подонок. – Я его продам корейцам. Им нравятся такие сладкие пирожочки.
– Ну ты и… А я, кстати, еще про попытку изнасилования в заяве написала. Так что теперь тебе корячится не очень веселая статья. Ну, как тебе?
– Дура, кто тебе поверит то? На тебя даже слепой дурачок не позарится, когда пощупает. И не нукай, не запрягала.
– Скот, – всхлипнула я. Не заплачу. Фиг ему такая радость. – Между прочим, у меня даже есть парень.
– Фантазерка, блин. Собирайся, короче, я…
В ведь спасение то совсем близко. Прям вот руку протяни. А нет, поздно… Ну, сам виноват.
– Катя, кто там? – стены содрогнулись, свет померк. В прихожую вплыла бусечка. Мажор замолчал, побледнел и онемел, судя по подбородку его мужественному. Тьфу ты черт. – Зови своего кавалера к столу. Блины стынут. Вы с чем любите блины, молодой человек?
– А с чем можно? – ошарашенно простонал чертов синеглазый не бог.
– А с чем душа пожелает. Но у нас сметана есть и топленое сало, – хмыкнула ба. Боже. Главное не свалиться в обморок. Вот уж позор то будет.
– Я не ем сала.
– Ешь, ты просто еще не знаешь что любишь, – хохотнула ба. Бедный мажор. И почему вот у меня вот так вот все всегда? – Ты ж приехал в гости, вот и заходи. Познакомимся, погутарим. Разберемся, что ты к внуче моей испытываешь. А то может ты прохвост какой.
Боже. О боже. Какой кошмар. Какой позор. Хочется сдохнуть. Нет, хочется превратиться в скелет. Нет…
– Да я, вообще-то, просто Хера привез, – выдохнул мажор, явно тоже ошалевший от акого напора.
– Тьфу ты, господи. И это что ли на гондонной фабрике работает? Вот ведь судьбина то. Внуча, мало нам деда твоего что ли было, царствие ему небесное Льву Борисычу? Тот все с работы пер непотребщину да срам. Полны шкафы были запчастей резиновых, в девяностые завод то переквалифицировался, стали игрушки там производить для взрослых. Вот и нес он болезный, что делали. Качество там было ужас. Ломались сразу. Ни гвоздь забить, ни тесто раскатать. Только картошку удобно мять было. Чичас то поди лучше. Да ты проходи, мил человек. Ох, грехи наши тяжкие. И ты на те же грабли, Катька?
Ха. Вы бы видели сейчас этого самоуверенного мерзавца. Лицо у него вытянулось, подбородок волевой отвис, в глазах синючих что-то странное появилось. Он молча скинул свои туфли, стоящие как самолет и покорно пошел в кухню, странно откуда бы ему было знать где она. На звапах что ли двинул, ума не приложу.
– Ничего так. Но работа фуфло у него, – шепнула мне Лукерья Ферапонтовна заговорчески. – Эй милай, руки помыть надо. Катюша, проводи гостя в уборную. И живым его оттудова не выпускай. Я когда молодкой была… Эх… – подмигнула мне буся. О, черт, это не жизнь, а вертеп. И я в ней главный петрушка.