Пышка (сборник)
Шрифт:
Но тут один из оборванцев, сидевших рядом с кучером, обернулся.
– А масленичного быка {19} куда посадите? – спросил он.
По обеим скамьям среди публики пробежал смешок, и Патиссо, поняв возражение, пробормотал:
– Это, пожалуй, не совсем подходит.
Господин подумал немного и согласился.
– Ну, тогда, – сказал он, – я посадил бы их куда-нибудь на видное место, чтобы все могли без помехи смотреть на них; хоть
19
Масленичный бык. – Во время карнавала, происходящего в Париже в последние дни Масленицы, по улицам водят откормленного и разукрашенного быка.
Оборванец обернулся еще раз.
– Придется в телескопы смотреть, чтобы разглядеть их рожи.
Господин, не отвечая, продолжал:
– Вот тоже вручение знамен. Надо было бы придумать какой-нибудь повод, организовать что-нибудь, ну, хоть маленькую войну, а потом вручать войскам знамена как награду. У меня была одна идея, и я даже написал о ней министру, но он не удостоил меня ответом. Если выбрали годовщину взятия Бастилии, то нужно было бы инсценировать это событие. Можно соорудить картонную крепость, дать ее раскрасить театральному декоратору и спрятать за ее стенами Июльскую колонну. А потом, сударь, войска пошли бы на приступ. Какое грандиозное и вместе с тем поучительное зрелище: армия сама низвергает оплоты тирании! А дальше эту крепость поджигают, и среди пламени появляется колонна с гением Свободы {20} , как символ нового порядка и раскрепощения народов.
20
…колонна с гением Свободы… – бронзовая колонна, поставленная в 1830 г. в честь Июльской революции на месте Бастилии.
На этот раз его слушала вся публика империала, находя мысль превосходной. Какой-то старик заметил:
– Это великая мысль, сударь, и она делает вам честь. Достойно сожаления, что правительство ее не приняло.
Какой-то молодой человек объявил, что хорошо было бы, если бы актеры читали на улицах «Ямбы» {21} Барбье, чтобы одновременно знакомить народ с искусствами и со свободой.
Все эти разговоры пробудили энтузиазм. Каждый хотел высказаться; страсти разгорались. Шарманщик, проходивший мимо, заиграл «Марсельезу»; рабочий запел, и все хором проревели припев. Вдохновенное пение и его бешеный темп увлекли кучера, и настегиваемые
21
«Ямбы» – сборник политической лирики французского поэта Огюста Барбье (1805 – 1882), изданный в 1831 г.
Наконец омнибус остановился, и господин Патиссо, убедившись, что его сосед – человек с инициативой, стал советоваться с ним насчет своих приготовлений к празднику.
– Фонарики и флаги – все это очень хорошо, – говорил он, – но мне хотелось бы что-нибудь получше.
Тот долго размышлял, но ничего не придумал. И господин Патиссо, отчаявшись, купил три флага и четыре фонарика.
Чтобы отдохнуть от праздничной суеты, господин Патиссо решил провести следующее воскресенье спокойно, где-нибудь на лоне природы.
Ему хотелось иметь перед собой широкий горизонт, и он остановил свой выбор на террасе Сен-Жерменского дворца. Он пустился в путь после завтрака и сначала побывал в музее доисторического периода, но больше для очистки совести, так как ничего там не понял. Затем он остановился в восхищении перед огромной террасой, откуда открывается вдали весь Париж, все прилегающие окрестности, все равнины, все села, леса, пруды, даже города и длинная извивающаяся голубая змея – Сена, дивная, спокойная река, текущая в самом сердце Франции.
В синеющей от легкого тумана дали, на огромном расстоянии он различал небольшие селения в виде белых пятен по склонам зеленых холмов. И, представив себе, что там, на этих почти невидимых точках, такие же люди, как он, живут, страдают, работают, он впервые задумался над тем, как, в сущности, невелик мир. Он говорил себе, что в мировых пространствах есть другие точки, еще менее видимые, и все же – целые вселенные, большие, чем наша, и населенные, быть может, более совершенными существами! Но у него закружилась голова от этой беспредельности, и он перестал думать о вещах, которые смущали его ум. Он пошел медленными шагами вдоль террасы, чувствуя, что немного утомлен и как бы разбит слишком сложными размышлениями.
Дойдя до конца террасы, он опустился на скамейку. На ней уже сидел какой-то господин, опершись скрещенными руками о ручку трости и уткнувшись в них подбородком, в позе глубокого раздумья. Патиссо принадлежал к той породе людей, которые не могут и трех секунд провести рядом с себе подобным, не заговорив с ним. Он поглядел на соседа, кашлянул и обратился к нему:
Конец ознакомительного фрагмента.