Пытка любовью
Шрифт:
– Ну, ладно, обещаю, - сказал Игорь.
– А знаешь, почему я сказал "именно здесь"?
– повернул к нему своё лицо Юрий, - Потому, что вот здесь мы тогда с Шашником твою тетрадку и сожгли, не прочитав. Иначе, ты бы сейчас был о-го-го где... А может быть и мы с Шашником тоже... Сидели бы сейчас где-нибудь в подвалах КГБ. Тебе бы оттуда было бы уже не выбраться. А мне бы намотали только лишь за чтение больше, чем за сберкассу.
Ты же рассказывал, как тогда Ваня-ваня приходил к тебе на другой день в школу с прапором, и всю библиотеку твою школьную по сантиметру обшмонали и все
Ты просто революционер какой-то... Они все, по книжкам, такие были. А ты, - наяву такой. О себе ни х... не хочешь ни думать, ни заботиться... Но, или тебе везёт как-то,... или ты на самом деле революционер какой?
–
– Да, ладно ты, Юрк, - сказал грустно Игорь, - Я же не виноват в том, что первый понял то, что лучше бы понял какой-нибудь профессор или академик на воле... А получилось так, что понял я, зэк, да ещё и в зоне... Ну что мне теперь? Это ведь теперь уже у меня в голове. Знания же не сотрёшь резинкой, как надпись карандаша на бумажке. И голову не разобьёшь так, чтобы только лишь это из неё и вылетело... А я этим сейчас очень дорожу. Мне кажется, что это у меня сейчас лучшее из всего, что у меня было и есть. Лучшего в моей голове ещё не было ничего за всю мою жизнь. И я обязан это сохранить, чтобы эти знания не пропали тут, со мной... Жаль, что ты не прочитал, что я написал тогда в тетради. Ты бы тогда понял, хоть немного.
–
– Да, с твоим почерком, я бы её читал дня два или три. Сколько в той тетрадке было листов? Листов сто. И в клеточку. И мелким почерком, - говорил Юрий, докуривая сигарету, - Нет... Шашников молодец... Я же её и посмотреть тогда даже не успел. Она лежала у меня на столе. А Саня начал читать от нечего делать, когда зашёл.
Хорошо, что это он её взял. А если бы взял Марик? П...дец бы нам тогда был. Потом Саня говорит мне на ухо: "Юрик, пойдём". Хорошо, что Марик с Яшей тогда заболтались о чём-то... Лежала бы твоя тетрадка сейчас где-нибудь в тюремных архивах КГБ, и никто бы её не прочитал. Хватило бы первых двух страниц, чтобы тебя за яйца подвесить, и чтобы ты так и висел, до самой смерти... Ну, пойдём уже... Ты фанерку заберёшь, а мне работать ещё надо. Да ещё потом и за Мариком мне надо будет всё перепроверить.
–
– А чего это ты?
– спросил Игорь, возмущённо, - Он что? Сам за собой проверять не может? Так, на какой х... он тогда вам нужен в Отделе труда?
–
– Вот в этом-то всё и дело, - ответил Юрий, раздавливая каблуком своих грубых рабочих ботинок брошенный им окурок, - Евреи очень хорошо знают, что многое в этом мире продаётся и покупается. И они только тем и занимаются, что делают деньги, чтобы на них можно было купить чего-нибудь или кого-нибудь... Понимаешь, о чём я?
–
– Понимаю, - тихо ответил Игорь, бросив свой окурок, и затаптывая его каблуком кирзового сапога.
Из Отдела труда Игорь пришёл в свой барак, подошёл к своей тумбочке, у окна, и вытащил из-под куртки, за спиной, фанерку. Он поставил фанерку за тумбочку и сел на свою шконку. Он обернулся, услышав чьи-то шаги, идущие в его проходняк, между шконками. К нему шёл Хрыч, дедок, отрядный шнырь.
– Игорь, - тихо сказал он, - Тебя отрядник
–
– А-а-а, - сказал Игорь, - Спасибо, Хрыч. Щас иду.
–
Дедок пошёл в каптёрку, а Игорь вновь достал фанерку из-за тумбочки, сунул её спереди под куртку, и пошёл в кабинет начальника отряда. Он постучал в дверь, и, услышав "войдите", вошёл в кабинет. Михалыч сидел за своим столом, и сейф его был открыт. На его столе лежала его раскрытая коричневая папка для документов, с которой он никогда не расставался в зоне, и лежала шариковая ручка. Это говорило о том, что он что-то ещё недавно писал.
– А, Игорь, заходи, - сказал Михалыч, - Тебя и жду.
–
Игорь достал из-под куртки фанерку, положил её в шкаф, и подошёл к столу. Михалыч немного приподнялся со стула и пожал его руку.
– Присаживайся, - сказал он, закуривая сигарету, - Кури, если хочешь... Устал я чего-то сегодня... Давай-ка мы сейчас чайку попьём.
–
Он привстал со стула и постучал кулаком в стену, за которой была каптёрка. Игорь тоже закурил сигарету, и в этот момент открылась дверь кабинета, и появился улыбающийся Хрыч.
– Вызывали, Владимир Михалыч?
– спросил он.
– Да, дедок, - сказал начальник отряда, - Завари-ка нам чайку покрепче и принеси сюда... Чай есть ещё? Не кончился?
–
– Что вы, Владимир Михалыч, - заулыбался Хрыч, - Как он так быстро может закончиться? Щас, мигом заварю и принесу.
–
– Ну, давай, дедок, - сказал Михалыч, и тот скрылся, плотно прикрыв за собой дверь.
– Не нашёл я никого, Игорь, - сказал Михалыч, - А сегодня опять "хозяин" спрашивает. Я и говорю ему, что уже есть хорошая кандидатура, и он сказал, чтобы вечером я принёс ему "представление". Так что, послезавтра, скорее всего, ты уже будешь и приступать к обязанностям... Не передумал?
–
– Да, брось ты, Михалыч, - ответил Игорь, - Ты же знаешь, что в зоне слов на ветер не бросают... Я вон, фанерку уже принёс, дня через три-четыре портрет будет готов. Только лака пока нет... Но, думаю, за это время найду.
–
– Я тоже поспрашиваю, - сказал Михалыч, - Если найду, то принесу... Ну, что у тебя новенького?
–
– Сегодня познакомился с комендантом хоздвора, - сказал Игорь, - Думаю, что с территориями по уборке и с запреткой, смогу решить вопросы.
–
– О-о-о, молодец, - сказал Михалыч, с улыбкой, - Наконец-то я хоть от этого геморроя избавлюсь... Кто-то постоянно капает на меня хозяину про плохую уборку территории. И он меня постоянно дрючит на планёрках по понедельникам.
–
В дверь кабинета опять постучались.
– Войдите, - громко сказал Михалыч, и в кабинет вошёл Хрыч. Ему открыл дверь, и закрыл её за ним, кто-то из зэков, кого он попросил об этом. В одной руке у него была двухлитровая кружка, накрытая фольгой, в другой руке - два чистых гранёных стакана, вставленных один в другой, и пустая полулитровая кружка. Он поставил всё это на стол, и вытащил из кармана куртки открытую банку, где было ещё сгущённое молоко, с торчащей из неё чайной алюминиевой ложкой. Он тоже поставил её на стол.