Пьющий души
Шрифт:
— Ну, может уже хватит мне косточки перемывать, — раздалось со стороны крыльца, — идите в дом. В качестве извинений, хотя я не чувствую себя виноватым, угощу вас вкусной едой и выпивкой. Я тут затарился, так как планировал в гордом одиночестве отсидеться на лоне природы дня три-четыре. Так что, если хотите, и с вами поделюсь.
— Ладно, пошли, — вздохнул Мишка. — Надо еще звякнуть Стасе, сообщить, что с этим оболтусом ничего страшного не случилось. Хотя еще одна такая выходка, и я скорей всего не сдержусь и разрешу Стасе, переломать этому эгоисту руки и ноги.
Глава 10
Спустя
После недолгого совещания, состоявшегося сразу после примирения Михаила и Тимура, было решено в город не возвращаться. Лучше устроить небольшой пикничок, после чего заночевать в доме, а утром собираться в обратный путь. К тому же звонила Станислава и обещала тоже подъехать в течение часа. Призналась, что кулаки чешутся лично выразить Тимуру все, что она о нем думает.
Из колонок музыкального центра, водруженного на распахнутое окно, лился заграничный рок конца прошлого века. Медленные ритмы сменялись быстрыми, мелодия уплывала в осеннюю высь. И будто вспугнутые ей тучи поредели, открывая в разрывах высокое, начинающее темнеть небо. Но по-настоящему ночь опуститься на деревню лишь часа через два.
Настя, у которой с утра организовалась внеплановая диета, сглатывала голодную слюну, не в силах выдержать пытку ароматами готовящихся сосисок. Похоже, дела это она слишком громко, а может в том виноват беспрерывно урчащий желудок, но Тимур в конце концов не выдержал. Зло вручив по готовой сосиске из первой партии, он выгнал Настю и Мишку за ворота, что бы не мешали творческому процессу.
— Валите, детки, уже отсюда. Не мешайте папочке готовить вкусности к приезду мамочки! Займитесь лучше чем-нибудь полезным вроде любования луной, глупыми разговорами или сбором гербария в осеннем лесу. В общем, теми банальностями, которыми из века в век занимаются все влюбленные парочки. И не смейте появляться здесь в течение часа.
Под бодрые речи Тимур активно вытолкал Мишу с Настей со двора, и захлопнул за ними калитку.
— А разве мы, как порядочные дети, не должны помогать престарелым родителям? — ехидно поинтересовался Мишка.
— Дров я нарубил, воды наносил, кашу уже варю, — донеслось с той стороны, — так что пока-пока. Совет да любовь.
— Псих, он и в Африке псих, — сделал неутешительный вывод Мишка и взял Настю за руку. — Ладно, гулять, так гулять. Пошли все тебе здесь покажу.
***
— На самом деле, — рассказывал Мишка, когда они не спеша, брели между пустыми домами, — это скорее дачный поселок. Оживает он лишь весной в посевной сезон, да летом. Последним полноценным жителем можно считать Стасину бабушку, но она скончалась два года назад. С тех пор, Станислава не любит здесь бывать даже летом. Если бы не Тимур, она ни за что не приехала бы.
— И я ее понимаю, здесь не очень уютно, —
Со стороны реки, на обрывистый берег которой они только что вышли, ощутимо тянуло морозной сыростью. Но дрожь, временами пробегавшая от макушки девушки к пяткам, не имела к холоду никого отношения. Она была схожа с той, что возникает рядом со слугами Хозяина, и в тоже время совсем другой. Не вызывая ослепляющей паники, а лишь чувство неприязни. Будто кто-то нашептывал в самое ухо: тебе здесь не рады, ты здесь чужая.
— Это только сейчас, — встал на защиту деревеньки Мишка. — Летом здесь очень хорошо. Много людей, детворы. Некоторые даже с палатками приезжают, прямо на берегу живут.
— А ты откуда знаешь? — сейчас в преддверие осенней ночи Настя с трудом в это верилось.
Солнце между тем красной кляксой растворялось в мутном мареве туч, словно капля чернил упавшая на грязную вату.
— Я в детстве почти все лето проводил у Стасиной бабушки, вместе с ней и Тимуром, — проговрил Мишка. — Ты, наверное, не знаешь, но когда у Тимура умерла мама, Стасины родители его усыновили. И Станиславина бабушка очень хорошо к этому отнеслась. Она и так всегда принимала его как внука, баловала даже больше чем Стасю. Мы очень любили бабу Дотю. Вообще-то ее звали Авдотья Ивановна, но нам она позволяла звать себя, как захотим. Замечательная старушенция была.
Настя уже с пол минут вглядывалась в лицо Мишки, который отсутствующим взглядом скользил по глади темной реки, ловя последние закатные блики. И что-то во всем его виде сквозило такое, что Насте захотелось обнять его, прижавшись всем телом. Мишка удивленно взглянул на тонкие ручки, обвившие его талию. Пушистые кудряшки обрамляли лицо девушки, обращенное к нему. Глаза отражали звезды. Миша, поддавшись желанию, очень нежно поцеловал свою девочку. А потом, чуть отодвинувшись, с нескрываемой грустью, спросил:
— Почему ты такая, только когда мы вдвоем, и рядом больше никого нет?
— О чем ты? Какая «такая»?
— Все понимающая, нежная, заботливая… — перечислил Мишка. — Когда кто-то рядом, а особенно Тимур, ты будто внутренне сжимаешься. Стараешься отодвинуться, вынут руку из моей руки, смеешься не естественно, прячешь глаза. Будто стесняешься признаться окружающим, что мы вместе.
— Я совсем не… Это не так, — Настя удивленно и непонимающе смотрела в глаза Мишки. Возможно, она и вела себя в присутствии Тимура себя так, но это было скорее настороженность в отношении его, чем стеснительность, направленная на Мишку. Но неужели с его стороны ее поведение выглядело именно так.
— И смотришь ты на него так, как на меня никогда не смотрела. Если честно, мне очень сложно в такие минуты тебя не ревновать.
— Прости, — Настя поднялась на цыпочки и поцеловала туда, докуда дотянулась, в кончик подбородка. — Я не испытываю к Тимуру то, за что меня следовало бы ревновать. Знаешь, как приятно смотреть на яркий огонь живого костра — трудно не взглянуть, еще сложнее отвести взгляд. Вот только Тимур, словно лесной пожар: издалека — красиво, но вблизи можно сгореть. А ты — огонь в камине маленькой избушки среди зимнего безмолвия. Ты просто знай, мне ближе теплый, хоть и не столь яркий огонек домашнего очага, чем все пожирающее пламя.