Р.А.Ц.
Шрифт:
— Но почему все? Можно же было обойтись Островом и кузенами?
— Ты все-таки не представляешь себе масштаб происходящего. Это дракон! Двести лет влияния! Он снабдил Императора записями об истории соседних континуумов — нескольких сотен. Если захочешь, дам доступ к архиву Императоров. Ты себе и представить не можешь, что там. Волосы дыбом. 'Холодная' война, информационные войны, оболванивание целых народов, телезомбирование, финансовые махинации на межгосударственном уровне, организованная продажа людей на органы, мафия, концлагеря, элои и морлоки, наконец. И потому решение было таково.
Вновь
— Но это все дела минувших дней. Теперь у нас один язык, одна титульная нация при трех тысячах минорных, один менталитет. Ты знаешь, мы до сих пор не развалились именно благодаря нашему восприятию мира.
Лантир ответил несколько невпопад:
— Почему я?
— Потому что ты будешь следующим Императором. Сиди! Я уже… окостеневаю. Гибкости нет былой. Да сам видишь, нельзя столько жить. Усатыйпоступил честно — застрелился, когда воспитал себе преемника. Ну а я уйду розы разводить. Или капусту? Чем там Диоклетиан занимался. Нынешний кризис — твой.
— Кризис? Война на истребление с тысячекратно превосходящим противником — это кризис?
Император грустно усмехнулся:
— Ты будешь достойным, если шею не сломишь. Другой воскликнул бы 'Мой?' А война… Дело ведь не только в танках и пушках. В глубинах человечества таятся такие силы, что будить их стоит лишь у самой черты. К тому же, как ты теперь знаешь, у нас есть союзник, который идеально подходит для жестких решений. Как думаешь, почему он именно здесь, на краю миров? Их родной континуум отделяет от нашего стремящееся к бесконечности число, десять в восьмисотой степени.
— Видимо, он там не главный.
— Да. Знатный Предок — так они его называют, — страдает некоторым идеализмом и верой в хорошее. А люди пока не такие. Пока. У нас будет два выхода. Если будет реализован медленный солидарный сценарий, то лет через триста нужда в государстве как таковом отпадет, а если быстрый технологический — мы еще раньше ухнем в сингулярность.
34
Он приходил в себя медленно, сознание с неохотой отпускала вязкая тьма, полная бесплотных шепчущих голосов. В этой тьме было все. Кипение ненависти и жажда жизни, все тайны вселенной и божественная любовь, смысл бытия и замысел Творца. Но звенящие истины бледнели, забывались, истаивали в разуме с каждой секундой, пока он всплывал из этого предвечного океана.
Наконец он рухнул обратно в свое тело. В свое ли? Он попытался повернуть голову, это удалось неожиданно легко. Раньше все было не так. А как? Кто он? Пустота в памяти, лишь свистящий ветер шевелит валуны каких-то отрывочных воспоминаний. Он с интересом осмотрел себя, свое тело. Функциональность, возведенная в предел, в абсолют. Каждая мельчайшая деталь служила одной-единственной цели. Убивать. Пожалуй, он даже был на свой лад красив, как красив, например, идеально отточенный и сбалансированный нож. Полную тишину нарушил вдруг слабый звук, идущий откуда-то снизу. Снова этот молниеносный наклон головы. А-а, это когти на пальцах вонзились в металл пола. Он задумчиво повертел кистью перед глазами, выпустил и втянул обратно когти. Звук был довольно тихий, его заглушило бы даже собственное дыхание. Что? Да, он помнит, что раньше дышал. Теперь такой потребности почему-то не возникало.
Люди в халатах
Ожидание тянулось и тянулось, пульсируя, как больной зуб. Дело клонилось к ночи, и большинство людей разошлись спать по тут же расставленным раскладушкам, оставив двоих живых наблюдателей и несколько тонн аппаратуры. Особого толка от нее не было, все, что могло быть измерено, измерили еще в госпитале, а внутреннее строение твари изучению не поддавалось. Ни рентген, ни УЗИ, ни МРТ не дали ясной картины. Дышать она не дышала, тепла не излучала, и за счет чего существовала — оставалось непонятным.
Зазвенел зуммер датчика движения. Все тут же проснулись. Тварь встала, подошла к стене и ткнула в нее рукой с выпущенными когтями. Рука отскочила, что вызвало облегченный вздох у всех присутствующих. Им было невдомек, что в это время происходило у твари внутри.
А она думала. Думала все время с того момента как очнулась. Где-то глубоко внутри вила гнездо жестокая и страшная, чернаясила, утаптываясь и укладываясь подобно исполинской кошке, и было ясно, что как только она освоится, то займется тем что снаружи. И первым делом подчинит, растворит сознание телесной оболочки, достигнув ужасного, совершенного единства не-жизни. Это было так же точно, как то, что Хайра восходит на энн-ма, а заходит на вир-ма. Что? Впрочем, неважно. Главное сейчас — сохранить себя. Для этого нужно атаковать, и атаковать прямо сейчас, пока Сила толком не освоилась в нем.
Он сел, принял позу Погружение-в-глубь и, собрав воедино всю свою волю, обрушился вовнутрь. Не описать словами эту битву! Ни в одном явленном языке, даже языке коммари, созданном специально для отражения процессов Логоса-Универсума, не было таких понятий и определений. Вспухали и лопались пузыри смыслов, тонкой мошкой вились потоки теней внимания, фрактальным кружевом резали темные воды намерений проявленные стремления. Вставали к отсутствующему небосводу опрокинутые фонтаны, летели вспышки медленного света и молниеносной тьмы, били во все стороны сразу заряды инфракрасной ярости.
Как бы там ни было, он постепенно понял, что проигрывает эту схватку. Внезапность дала ему вначале некоторое преимущество, но потом Сила опомнилась. Хюбриснеодолимо завладевал пространством воли, один за одним отрезая все пути. И когда от него оставался лишь маленький клочок, колеблемый порывами титанической Силы как баннер под ураганным ветром, слепящая молния озарения пронзила вселенную снизу доверху. Он разом отступил со всех своих позиций, кроме одной, где воля его стала тверже нитрида углерода. Гулким колоколом колыхнуло тьму сражения дико и радостно звучащее слово: