Раб и Царь

Смирнов Александр Сергеевич

– Но кто же мог знать, что…

– Это математику можно знать, – перебил полковника Царь, – а, что касается таких понятий, как добро и зло, так здесь не знать надо, а верить. Поверил бы я Кате, и была бы она сейчас жива и здорова, поверили бы вы мне, никакой дуэли с моим отцом не было бы.

– Да, эта дуэль, – задумчиво произнёс полковник. – Кто бы мог подумать, что всё так закончится. Виной всему проклятая перчатка. Я пытался снять её с руки, а она вырвалась и угодила прямо в лицо твоему отцу. Дальше всё произошло, как в тумане: твой отец расценил

это, как вызов, и набросился на меня. Мне ничего не оставалось, как защищаться. Я сам не понимаю, когда я сделал этот удар. Как-то автоматически всё произошло, случайно.

– И опять неизбежная случайность.

В это время что-то скрипнуло у дверей. Внимание всех моментально переключилось на источник звука. Тихие шаги удалялись от камеры с другой стороны двери, а задвижка глазка, в который надсмотрщики подсматривают за заключёнными, еле заметно покачивалась, издавая характерный скрип.

– Подслушивали, суки! – выругался один заключённый.

– Скорее, подсматривали, – поправил его другой.

Собеседников в камере, действительно, не только подслушивали, но и подсматривали. И как бы тихо ни пытался прапорщик отходить от камеры, его шаги всё равно были услышаны заключёнными.

Никита Сергеевич опять уходил в расстроенных чувствах. Вроде бы всё вышло, как он хотел. Ему удалось столкнуть лбами Царя и убийцу его отца. Но не было самого главного. Ему не удалось сломать Царя. Заключённый не удостоил его кровавой разборкой со своим обидчиком. Прапорщик и на этот раз был побеждён. Однако сегодня произошло нечто другое. Сегодня он злился не на Царя, а на себя. Сегодня он впервые понял то, что говорил Царь полковнику. «Неужели я такой глупый? – спрашивал он сам себя. – Ведь это так просто, а я ничего раньше не понимал. Зона риска. Вот в чём весь секрет, вот где собака зарыта. Действительно, все наши неприятности происходят именно из-за этого. А я, старый козёл, в самом эпицентре этой зоны и нахожусь».

Никита Сергеевич решительно прошёл в приёмную начальника, попросил у секретаря лист бумаги, быстро написал на нём что-то, и зашёл в кабинет.

Начальник сидел за столом и внимательно читал какие-то документы. По его лицу было видно, что случилось нечто необычное. Увидев прапорщика, он ничего ему не сказал, а только показал рукой на стул.

– Здравия желаю… – начал, было, прапорщик.

– Да уж, какое тут, к чёрту, здравие, – оборвал его начальник, не отрывая глаз от бумаг.

Вдруг он внезапно оторвался от документов и удивлённо посмотрел на вошедшего.

– А кто вас вызывал? Я же только хотел послать за вами, а вы уже здесь.

– У меня рапорт, товарищ подполковник.

– Какой ещё рапорт? Мне только рапорта не хватало. В отпуск, что ли, собрались?

– Никак нет. Я хочу уйти из зоны, – начал объяснять прапорщик.

– Так вы и насчет зоны в курсе? Интересно узнать, откуда?

– Какой зоны? – не понял начальника Никита Сергеевич.

– Как, какой? Той, откуда вы хотите уйти, и куда я хочу вас послать.

– Ой,

извините, товарищ подполковник, я хотел сказать совсем другое. Это рапорт о моём увольнении.

– Час от часу не легче! И позвольте узнать причину?

– Я хочу выйти из зоны.

– Да я вас ещё и не посылал в зону.

– Я имею ввиду зону зла. Мы все здесь находимся в зоне зла и поэтому сами вольно или невольно становимся частью зла.

– Что?! – У начальника даже рот от удивления открылся. – Ваша фамилия, случайно, не Толстой? А может, вы Достоевский? У вас со здоровьем всё в порядке?

– Теперь всё. Это я раньше слепым был. Не видел, что творится вокруг.

Начальник постепенно пришёл в себя. Он явно решил поиграть с прапорщиком, как кошка с мышкой.

– Значит, вы утверждаете, что все мы творим здесь зло и издеваемся над бедными заключёнными?

– Так точно, товарищ подполковник, я так считаю.

– А вы никогда не задумывались, кто это такие – наши заключённые? Так вот, позвольте вам напомнить. Они воры, убийцы и насильники.

– Они такие же люди, как и мы с вами.

– Очень интересно! Продолжайте, прошу вас. Расскажите мне, какой я вор, насильник и убийца.

– Если бы вас, товарищ подполковник, в своё время поместили бы в те условия, в которые поместили наших подопечных, то и вы бы были вором, насильником или убийцей. Мы с вами отличаемся от них лишь тем, что не находились в зоне риска.

– Значит, ты предлагаешь простить их всех?

– Ничего я не предлагаю. И прощать их не за что. Общество сделало из них преступников, и теперь гноит их в тюрьме. А в чём они виноваты? В том, что общество воспитало их такими?

– Ну, вот и приехали. Наконец-то. А то я всё ждал, когда же найдут крайнего. Вот и нашли. Общество, оказывается, во всём виновато. Да известно ли тебе, что два процента людей уже рождаются потенциальными преступниками. Это не домыслы твои – это медицинский факт.

– Значит, мы в тюрьмы людей бросаем по медицинским показаниям? Странно, почему тогда глухих и слепых не сажают в тюрьмы? Они тоже родились инвалидами и тоже мешают обществу: работать не могут, а кушать им подавай.

Беседа уже начала надоедать начальнику. Ни у него, ни у прапорщика не было достаточно аргументов, чтобы доказать свою правоту. Да и кому эти доказательства нужны? Не изменится же весь мир из-за этих доказательств? Поэтому, чтобы закончить эту тему, подполковник воспользовался самым главным неопровержимым аргументом.

– Что бы мы с вами ни говорили здесь, уважаемый Никита Сергеевич, а тюрьмы были, есть и будут не только в нашей стране, но и во всём мире. Потому что нет ещё такого человека, который мог бы вывести заблудших овец из вашей, так называемой, зоны риска.

– Есть такой человек, – тихо ответил прапорщик. – Это Царь.

При этих словах лицо подполковника изменилось. Он широко раскрыл глаза и, не моргая, уставился на прапорщика.

– Царь? Вы нашего имеете в виду?

– Его самого.