Раб и солдат
Шрифт:
Вася не выдержал и заорал что есть мочи:
— Люди!!!
Горное безмолвие стало ему ответом.
— Ну и хрен бы с вами! — еще громче проорал Вася.
Снова тишина.
Вася сообразил, что громко орать — беду накликать. Еще явится по его душу какая-нибудь кракозябра. Может, лук сварганить из подручных материалов? Или уподобиться Тому Хэнксу и добыть огонь трением? Или разжиться кусками кремния и высечь искру?
«Набьешь себе мозоли на пальцах или без ногтя останешься», — с грустью заключил Вася и стал спускаться с очередного склона.
Начало смеркаться. Милов чувствовал,
Попробовал ломать лапник. Иногда получалось. Но чаще дело заканчивалось ссадинами на пальцах, перепачканных в смоле, и отборными матами. Ветки елок благосклонно гнулись, но ломаться не спешили. Штанины покрывались дырами и грязными липкими разводами. На белоснежные когда-то тапочки уже нельзя было взглянуть без слез.
— Хреново дело! — тихо констатировал Вася.
«Эх, Вася, Вася…» — откликнулся заповедный лес.
Вася чуть не сдох. От холода. Залез под пушистую елку, завалил себя наскоро оторванными еловыми лапами. Свернулся эмбрионом, пряча попеременно выстуженные пятки в подколенных впадинах. А окоченевшие пальцы рук — под мышками. Отрубился сей секунд, стоило смежить веки.
… Пробуждение не задалось. Тело одеревенело. Болела каждая его клеточка.
«Уже не сдох — и то праздник!» — с какой-то злобой подумал Вася.
Кряхтя, выбрался на свет божий. В рассветной мгле уткнулся в глаза волка. Хищник смотрел, не мигая. Напряг мышцы, изготовившись к прыжку.
Вася не растерялся. С яростным криком бросился вперед, молясь всем богам, чтобы избежать клыков, перепачканных тухлятиной. Выставил руки в тапочках, как последний бастион от неизбежного столбняка.
Волк прыгнул, раззявя страшный рот. Но неудачно. Васин бросок сбил наступательный порыв зверя. В последнюю долю секунды он стушевался и, фактически, сорвал прыжок. Жертвы из несчастного выживальщика не вышло. Наоборот, волку попался противник не по зубам.
Столкнулись! Страшные клыки лязгнули в холостую, ибо Вася отшвырнул тушу. Вернее, присев, перебросил через себя. И волк на скорости влетел в еловые лапы, послужившие бывшему мотострелку ночным домиком. Визг разорвал утреннюю тишину окрестного леса.
Вася развернулся, готовый принять свой крайний бой. Не понадобилось. Волк счел за умное ретироваться. Мгновенно взопревший выживальщик тяжело перевёл дух. Уронил погибшие тапочки на хвою.
— Пошел отсюда, скотина! — огласил горные склоны его истошный крик.
«Скотина» послушалась. Стремительно, словно молния, исчезла в ельнике, поджав хвост.
Вася перевел дух. И тут же подскочил на месте. Его кто-то окликнул. На ближайшем холме, словно лесной дух, возник человек в странном для леса наряде. В черкеске, знававшей лучшие дни, и со старинным ружьем в руках. Он быстро сближался с Васей, не сказав и полслова.
— Ахмат — сила, брат! — громко приветствовал его выживальщик, мгновенно нарисовав себе в голове теплый дом, горячую похлебку и мобильную связь. — Ты откуда красивый такой?! Танцор на свадьбах?
«Танцор» не соизволил даже улыбнуться. Вместо положенных в горах приветствий, выбросил приклад своего
Это было последним, что увидел несчастный Вася, прежде чем отрубиться.
Коста. ЮБК. Рождество — 1838.
Краткая история Косты Варваци, рассказанная в цикле «Черкес».
Он, грек из Салоник, родом из Тбилиси, живший в начале XXI века, очнулся в Стамбуле в 1836 году в теле своего пращура. И попал в мир плаща и кинжала, в котором не было места нравственной брезгливости, в качестве двойного агента. Выживал как мог, боролся изо всех сил и нашел — и свое место в новом-старом мире, и свою любовь, грузинку Тамару. Совершил много подвигов, был не единожды ранен, добился под именем Зелим-бей авторитета у вождей Черкесии, получил русский офицерский чин и орден, расстроил — не до конца — планы английской разведки на Кавказе. Последнее дело привело его в Крым, где обосновалась его семья и где его ждала жена с телохранителем и другом, бывшим алжирским пиратом безъязыким Бахадуром. Подробнее читайте в 1–5 книгах цикла «Черкес».
Не сказать, что две недели карантина в Керчи пролетели незаметно. Но и без особых напрягов. То, что я на блюдечке приволок местному гарнизону турецкую кочерму с контрабандистами, вручил все это добро ему в руки без условий и без жажды лавров, обеспечило мне комфортные условия и всеобщее внимание. Ел досыта, отсыпался вволю.
Вышел аккурат за день до рождества. Тут пришлось взять ноги в руки, если хотел успеть к празднику к родным. С условием, что по дороге нужно было забрать жёнушку и Бахадура. Заскочил сначала к коменданту. Тот встретил меня без восторга. Устал, да и сам уже мечтал побыстрее начать праздновать. Но стоило мне представиться по форме, как он неожиданно встрепенулся. Тут же вся его апатия куда-то подевалась. Выпрямился, засиял, развел руки с улыбкой. Будто хотел меня обнять, как родного. Наконец, начал говорить.
— Константин Спиридонович! Дорогой вы мой!
Я не смог скрыть своего удивления. С чего такая радость? И почему я «дорогой» для незнакомого мне офицера?
— Сам Бог вас мне послал!
Ого! Бог?! Вот, прям, не меньше и не больше?
— А я-то голову ломаю: где мне вас искать?
Подумал, что этак комендант долго будет выражать восторги и не скажет ничего конкретного. Откашлялся.
— Рад, конечно, что так вам услужил. Только хотелось бы понять: каким образом?
— Так, вот же, — тут он начал лихорадочно копаться в довольно приличной горе бумаг на своем столе, — нет… нет… Да где же оно?
«А нечего было разводить такой бардак на столе!» — я терял терпение.
— Ага! Нашёл! Вот! Предписание из военного министерства! — он показал найденное письмо. Принял торжественную позу. — Вам, Константин Спиридонович велено передать, что Его Императорское Величество ожидает вас в Петербурге к первому февраля следующего одна тысяча тридцать восьмого года! Прошу!
Передал письмо мне.
— Фуф! — выдохнул комендант, передав мне предписание. — Гора с плеч! Теперь понимаете, как вы мне услужили?