Раб лампы
Шрифт:
— Нет никакой тайны! — заорал Альберт Валерианович. — Ты что, не понимаешь?! Это всего лишь предлог! Он же просто не хочет уезжать отсюда!
— Алик! Перестань кричать!
— Да он же ходит за тобой по пятам!
— Это его работа.
— Да он же в тебя влюблен! У него на лице все написано! Неужели ты ничего не замечаешь?! Только слепой этого не заметит! И то заметит! Потому что он дышит, как… Да оставь ты в покое зонт!
Она посмотрела на Давида. Тот молчал. Его рука сжимала ручку пляжного зонта. Она растерялась.
— Алик, ты увлекся пиаром. Ты мыслишь так же, как репортеры желтой прессы. Если у певицы есть продюсер — значит, она с ним спит. Если за звездой по пятам ходит телохранитель, он обязательно влюблен в объект, который охраняет. Это штампы. Или ты готовишь очередной скандал? Это что — игра такая? Муж ревнует к телохранителю! Драка за тело звезды! Ха-ха! И когда мне ждать папарацци? Ты скажи! Может, они в окне соседнего дома? Или на крыше? Я завтра снова буду на первых полосах?
Она начала вертеть головой: ну, где папарацци? Где?
— Ха-ха, — поддержал ее Давид. Но смех его прозвучал механически.
— Не смешно, — буркнул Дере.
— Ты так переменился за последние три месяца! Всегда был сдержанный, рассудительный. Спокойный. А теперь постоянно кричишь. Всех подозреваешь в заговоре. Постой… Когда же это началось?
— Когда?! Да после того, как ты сошлась с этим мальчишкой! Я изменился! Я! Да я просто хочу тебя спасти! Но ты меня словно не слышишь! Оглохла и ослепла! Поэтому я и кричу! Могу еще и руками помахать у тебя перед носом! Эй! Евдокия Ивановна! Проснитесь!
Он и в самом деле замахал руками, словно ветряная мельница крыльями.
— Алик, я все поняла. Успокойся.
— Тогда почему… — Дере опустил руки и перевел дух. — Почему Давид все еще здесь?
— Тебе же сказали: он хочет раскрыть тайну гибели Лимбо. И убийство Клары.
— Что, там тоже есть тайна? — Дере хмыкнул.
— Обстоятельства ее смерти странные, — заговорил Давид. — Позвольте я объясню.
— Не желаю ничего слышать! — Альберт Валерианович демонстративно закрыл уши. — Не желаю!
Он повернулся к ним спиной и широко зашагал к дому. Маргарита задумчиво смотрела вслед мужу. Потом тихо спросила Давида:
— Как ты думаешь, мне следует с ним помириться или развестись?
— Вы у меня спрашиваете?!
— А у кого? Раньше у меня была подруга.
– У меня был Сеси. Теперь — никого. И что мне делать?
— Вы нарочно меня дразните? — догадался Давид. — Женское кокетство. Такая умная женщина -и так глупо себя ведет. Я завтра же уеду.
— И оставишь меня на съедение маньяку?
— Да будет вам завтра маньяк!
Давид рассердился. И отошел на нее на безопасное расстояние.
Она тоже разозлилась: ах, вот как! С ней так нельзя. Недомолвки, тайные взгляды издалека. Если он по-прежнему будет с ней
Альберт Валерианович пил на кухне безалкогольное пиво из запотевшей бутылки. Только-только взял из холодильника. Она вошла, села напротив, вздохнула и сказала:
— Алик, у тебя горло заболит. Пиво холодное.
— Ну и пусть, — буркнул Дере. — Быстрее сдохну.
— Не глупи.
— Отстань!
Молчали. Он демонстративно пил пиво, она вертела в руках чайную ложечку, тщетно пытаясь ее согнуть. Зато ее пальцы постепенно нагревались. Дере какое-то время смотрел на ложечку в ее руке, потом размеренно сказал:
— Надо что-то решать.
— Что?
— Решать тебе. Мое терпение тоже не беспредельно. Погуляла — и хватит. Но если ты будешь делать это постоянно, да еще у меня на глазах жить с любовником, я этого терпеть не буду. Я завтра уезжаю, Дуся.
— Давид сказал то же самое.
— И что ты решила?
Она встала. Подошла, обняла его здоровой рукой за шею. Дере не шевелился. Она нагнулась и поцеловала мужа в макушку. Потом улыбнулась: а там намечается лысинка! Будет как Карла Янович. Шляпу носить придется.
— Дере, Дере. Какой же ты глупый! Ну разумеется, я выберу тебя!
РОТ
Вечером она сказала Давиду, стараясь не смотреть ему в глаза:
— Ты не мог бы переночевать сегодня на первом этаже? В гостиной или в мастерской. Где хочешь. Дом такой большой.
— Не понял?
— Видишь ли, в моей спальне будет Альберт Валерианович, и…
Она замялась. Ну что тут еще объяснять?
— Вот теперь понял, — кивнул Давид. — Ну что ж, все логично. Он муж.
— Вот именно.
— Я лягу на веранде. Можно?
— Ну конечно! Тебе, должно быть, понадобится раскладушка?
— Не беспокойтесь обо мне. Матрас на полу расстелю — и довольно.
— Но ты не уедешь?
— Я обещал вам маньяка. Вы мне за это деньги платите. Получите — и мы расстанемся.
— Значит, Сеси не маньяк?
— Он несчастный юноша, которого, как и меня, жестоко обманули, — усмехнулся Давид.
— По-моему, я тебе ничего не обещала, — тихо сказала она.
— А я и не вас имел в виду.
Как ни странно, поговорить с Давидом было проще, чем объясниться с Дере. Как сказать? «Тащи свои вещички в мою спальню»? Или: «Займи свое законное место»? А может: «Прости меня, я больше так не буду»? После ужина она сказала нейтрально:
— Алик, диван в гостиной неудобный. У тебя, должно быть, спина болит. Я видела, как ты сегодня утром морщился, когда делал зарядку.