Рабочее самоуправление в России. Фабзавкомы и революция. 1917–1918 годы

Чураков Димитрий

Каналами влияния на рабочее движение на первом этапе революции служили не только больничные кассы и другие существовавшие прежде легальные организации, но и Советы, ставшие позже прообразами будущей власти, что также вносит некоторую новизну в изучение проблемы двоевластия. Зачастую Советы рабочих депутатов в первые дни после падения самодержавия образовывались не только в результате инициативы низов, о чём прежняя отечественная историческая литература писала много и подробно³³, но и в достаточной степени искусственно, и контролировались не рабочими, а партийными активистам³⁴. К примеру, Временный исполком Петросовета был самообразован группой меньшевиков из Центрального военно-промышленного комитета и думской фракции совместно с левыми журналистами, попавшими в Таврический дворец в поисках сенсаций³⁵. В Москве предшественник Совета рабочих депутатов Временный

революционный комитет, начавший работу в ночь с 27 по 28 февраля в помещении Городской думы, также был самообразован рабочей группой местного ВПК. В него, так же как и в столице, вошли различного рода кооператоры, студенты и другая «чистая» публика³⁶. Только потом, когда 1 марта состоялось первое заседание образованного на базе ВРК Моссовета, состав его начал пополняться рабочими и служащими московских предприятий³⁷.

По похожему сценарию события разворачивались и в прочих городах и рабочих посёлках Центральной России. В них, как правило, роль надпартийных центров играла потребительская и рабочая кооперация. Подробно писавший об этом А. В. Лубков отметил весомое участие в формировании подобных межпартийных центров таких видных деятелей революции 1917 г., как член ЦК партии кадетов, председатель московского общества потребителей «Кооперация» князь Д. И. Шаховской, его заместители по правлению эсер А. В. Меркулов и большевик И. И. Скворцов-Степанов, а также таких кооператоров, как А. А. Кизиветтер, Н. В. Чайковский, Е. Д. Кускова, С. Н. Прокопович и др. Как только весть о революции достигла Москвы, руководством московских кооперативов были разосланы телеграммы с извещением о характере и масштабах событий в столице. В них местным кооперативным союзам предлагалось инициировать создание революционных органов власти³⁸. Известный кооператор В. А. Кильчевский позже уверял, что если бы был произведён цифровой учёт участия различных структур в «устранении старых властей», то кооперация заняла бы «одно из первых, если не первое место» – и это замечание нельзя считать пустым бахвальством, оно вполне адекватно передавало дух происходивших событий и характер революции 1917 г. как революции самоуправления³⁹.

Действенная практика кооператоров сводилась к проникновению во все новые органы власти, продвижению на руководящие посты «своих» людей. Так, в Кинешме созданный Революционный комитет общественной безопасности возглавил председатель местного союза кооперативов меньшевик А. С. Колодин, а Совет рабочих депутатов – инструктор того же союза меньшевик Я. А. Савченко. Сыграли свою роль кооператоры и в самой Москве. Здесь упомянутый выше ВРК всё время его существования возглавлялся членом правления общества «Кооперация» А. М. Никитиным. Вскоре Никитин делается первым председателем Моссовета. После того как 5 марта 1905 г. он становится руководителем Комитета общественных организаций, председателем Моссовета избирается другой кооператор – меньшевик Л. М. Хинчук, одновременно являвшийся членом бюро Московского союза потребительских обществ. Его заместителями становятся внефракционный социал-демократ, руководитель Союза рабочих кооперативов Москвы И. И. Егоров, а также большевик В. П. Ногин, до переворота занимавший должность секретаря неторгового отдела общества «Кооперация»⁴⁰.

«Легко и красиво», по определению журнала «Объединение», «взяли в свои руки власть» кооператоры Тулы⁴¹. Провозгласили 3 марта создание Совета рабочих депутатов кооператоры Твери и вошли в него. В целом же по району инструкторы Московского областного бюро Советов (Мобюс) в своих отчётах отмечали особое значение кооперации в организации власти в Ярославле, Ростове Великом, Иваново-Вознесенске, Твери, Туле, Костроме, Кинешме, Шуе, Кольчугине, Переяславле-Залесском, Кашире, Вышнем Волочке, Смоленске⁴². Не секрет, что ещё до переворота многие из деятелей рабочей кооперации, рабочих групп ВПК и других подобных объединений были тесно связаны с руководством Прогрессивного блока⁴³. Поэтому «передачу» Советами власти Временному правительству можно считать скорее заранее предусмотренным шагом, чем «парадоксом Февральской революции», как называл это событие Л. Троцкий⁴⁴.

Окончательно институты новой власти и самоорганизации общества складываются в Центральной России вскоре вслед за Петроградом. Положение здесь многим напоминало происходившее в столице, но в некоторых важных аспектах было более сложным, что было связано с неопределённостью первых шагов революции в Петрограде и плохо налаженным информационным обменом. В Москве и многих других городах Центрально-промышленного района власть пришлось делить не только и не столько между

буржуазными и советскими органами власти, сколько между органами, возникшими на демократической основе, и органами, авторитарно назначенными из центра. Причём, это противостояние проявилось и внутри самого либерального лагеря. В этом сразу же проявилась специфика двоевластия в провинции. Но в целом в ЦПР, за исключением Иваново-Вознесенска, где голод создавал плохой фон для общественного успокоения, и ещё некоторых городов, где положение было столь же тяжёлым, буржуазии удалось внешне стабилизировать власть.

Ещё более отчётливо, чем в Петрограде, где из общего ряда продолжали выделяться своим радикализмом анархисты, левое крыло эсеров и, в особенности, влиятельное Русское бюро ЦК РСДРП (б), первые недели в Центральной России проявились тенденции на солидаризацию в политической элите. В этом ключе очень сложно однозначно согласиться с существовавшими ранее в исторической науке оценками, согласно которым после февраля происходит резкий сдвиг политического спектра влево в результате ликвидации черносотенных организаций и исчезновения буржуазных партий правее кадетов. В реальности обстановка развивалась значительно более противоречиво. Наряду с этим внешним полевением, происходил и глубинный сдвиг вправо всех политических партий тогдашней России. Центризм и соглашательство стали в среде партийной интеллигенции как бы признаками хорошего тона.

В Москве, впрочем, тоже не обошлось без всплеска крайних настроений и демаршей на манер призывов выборгских большевиков, требовавших немедленного перехода власти к советскому рабочему правительству⁴⁵. Например, ориентировавшееся влево Московское бюро ЦК РСДРП (б), руководившее партийными организациями всего ЦПР, в воззвании к рабочим Москвы и области 28 февраля призвало к созданию Временного революционного правительства, очевидно, подконтрольного социалистам⁴⁶. Однако эти настроения в Москве были вскоре преодолены, что также выдавало некую провинциальность Московского региона и специфичность протекавшего в нём политического процесса. Даже несмотря на то что в Моссовете самой многочисленной партией были большевики (205 депутатов, меньшевики имели в нём 172 места, эсеры – 110, ещё по несколько представителей в нём имели другие партии), его политика была умеренной, и дело было не только в формальном преобладании соглашательских элементов, но и в особенностях мартовской тактики самих большевиков, до приезда Ленина совершавших общий для всех социалистов дрейф вправо.

Но означала ли такая «идиллия» в партийном истеблишменте страны окончательное «замирение» вышедших из берегов стихий? Не была ли неурегулированность институциональных, психологических и социальных проблем причиной дальнейшей радикализации масс? Исследователи спорят об этом⁴⁷. Не предрешая итогов этой полемики, отметим, что попытка деятелей политических партий взять всё революционное движение под свой контроль серьёзно контрастировала с природой революции. Вступали в противоречия авторитарные тенденции в области управления и с той ситуацией многовластия, которая серьёзно ослабляла новую революционную государственность и, по сути, создавала ситуацию перманентного кризиса власти. В результате всего этого, к уже имевшимся в обществе точкам неустойчивости добавлялась ещё одна, а именно: быстро обострявшееся противоречие между всё более инертными политическими верхами и всё более социально-активными низами.

2. Начало фабзавкомовского движения

После февральско-мартовской революции как бы само собой напрашивалось, что наследницей свергнутого строя должна стать молодая российская буржуазия. Именно она, с опорой на либеральные круги высшей бюрократии, валила вековое дерево российской монархии, занимала ключевое положение в экономике, имела влиятельных покровителей в странах-союзницах. Буржуазия обладала немалым опытом управления государством, который, как писал В. М. Чернов, она приобрела «и в органах самоуправления, городских думах и земствах, и в четырех последовательных Государственных думах, во всевозможных парламентских комиссиях, разрабатывая вместе с министрами бюджеты ведомств и контролируя их работу»⁴⁸.

Стремление буржуазии к власти было совершенно осознанным и подкреплялось целенаправленным напором. Где силой, где путем компромиссов буржуазия захватывала власть в свои руки. Так было и в центре, где заработало буржуазное Временное правительство. Так было и на местах. Но с развитием революции произошло то, что никак не укладывалось в привычные схемы «революционеров во фраках». Отстранив продуманным натиском царя, буржуазия осталась один на один с рабочим движением. Массовые выступления рабочих ещё вчера охотно использовались ею для шантажа слабевшего монарха с целью ускорить его отречение. Теперь же, неожиданно для либералов, отдельные вспышки недовольства развернулись в действительно широкое народное движение.