Работа актера над собой в творческом процессе воплощения
Шрифт:
При таком обосновании фраза произнеслась довольно легко и голосовой диапазон сам собой, естественно, расширился.
— Видите, фраза получилась куда сильнее прежнего крика и вам не потребовалось никаких потуг, — объяснил мне Аркадий Николаевич.
Теперь скажите мне те же слова с еще более расширенным диапазоном, не на квинте, как последний раз, а на целой, хорошо оправданной октаве.
Пришлось придумывать новый вымысел для предлагаемых обстоятельств, а именно: допустим, что, несмотря на мои категорические требования, выговоры, записи, предупреждения, протоколы,
— «Я не могу больше терпеть этого!!!» — сама собой вырвалась фраза, не громко, так как я удерживал себя, предполагая, что чувство мое еще не созрело.
— Видите! — обрадовался Аркадий Николаевич. — Вышло сильно, не громко и без всякой потуги. Вот что сделало движение звука вверх, вниз, так сказать, по вертикальному направлению, без всякого «вольтажа», то есть без нажима по горизонтальной линии, как это было в предыдущем опыте. Когда вам нужна будет сила, рисуйте голосом и интонацией сверху и вниз самые разнообразные фонетические рисунки, как вы делаете это мелом на этой вертикальной плоскости черной классной доски.
Не берите же примера с тех актеров, которые ищут силу речи в простой громкости. Громкость — не сила, а только громкость, крик.
Громкость и негромкость — это forte и piano. Известно, что forte не есть самое forte, но forte есть только не piano.
И наоборот, piano не есть piano, a piano есть не forte.
Что же это значит: forte не есть самое forte, a forte есть не piano? Это значит, что forte не есть какая-то абсолютная, однажды и навсегда установленная величина, подобно метру или килограмму.
Forte — понятие относительное{12}.
Допустим, что вы начали читать монолог очень тихо. Если бы через строчку вы продолжали бы чтение несколько громче, это было бы уже не прежнее piano.
Следующую строчку вы читаете еще громче и потому это будет еще менее piano, чем предыдущая строка, и так далее, пока вы не дойдете до forte. Продолжая усиление по тем же постепенно увеличивающимся ступеням, вы, наконец, дойдете до той высшей степени громкости, про которую нельзя будет сказать иначе как forte-fortissimo. Вот в этом постепенном превращении звука из piano-pianissimo в forte-fortissimo и заключается нарастание относительной громкости. Однако при таком пользовании своим голосом надо быть расчетливым и хорошо знать меру. Иначе легко впасть в преувеличение.
Есть безвкусные певцы, которые считают шиком резкие контрасты громкого и тихого звука. Они поют, например, первые слова серенады Чайковского: «Гаснут дальней Альпухарры» — forte-fortissimo, а следующие слова: «золотистые края» — преподносят на едва слышном piano-pianissimo. Потом опять орут на forte-fortissimo: «На призывный звон гитары» — и тотчас же после на piano-pianissimo продолжают: «выйди, милая моя». Чувствуете ли вы всю пошлость и безвкусицу этих резких противопоставлений и контрастов?
То же проделывается и в драме. Там утрированно кричат и шепчут в трагических местах, вопреки внутренней
Но я знаю другого рода певцов и драматических артистов, с небольшими голосами и темпераментами, которые с помощью контраста piano и forte в своем пении или речи умеют удесятерять иллюзию силы своих природных данных.
Многие из них слывут за людей с большими вокальными средствами. Но эти певцы сами хорошо знают, какой техникой и искусством достигается такая репутация.
Что же касается простой громкости как таковой, то она почти не нужна на сцене. Она в большинстве случаев пригодна лишь для того, чтобы оглушать силой звука ничего не понимающих в искусстве профанов.
Поэтому, когда вам на подмостках понадобится подлинная сила речи, забудьте о громкости и вспомните об интонации с ее верхами и низами по вертикальной линии, а также и о паузах.
Лишь в самом конце монолога, сцены, пьесы, после того как будут использованы все приемы и орудия интонации: постепенность, логичность, последовательность, градация, всевозможные фонетические линии и фигуры, — воспользуйтесь на короткий момент для заключительных фраз, слов громкостью вашего голоса, если этого потребует смысл произведения.
Когда Томазо Сальвини спросили, как он может при своем преклонном возрасте так сильно кричать в какой-то роли, он сказал: «Я не кричу. Это вы сами для себя кричите. Я же только раскрываю рот. Мое дело постепенно подвести роль к самому сильному моменту, а когда это сделано, пусть вместо меня кричит про себя зритель, если ему это нужно».
Однако бывают исключительные случаи на сцене, когда приходится пользоваться громкостью своего голоса во время речи, как, например, в народных сценах или во время разговора под аккомпанемент музыки, пения, разных звуков или шумовых эффектов.
Но пусть не забывают, что и в этих случаях необходимы относительность, постепенность и всевозможные градации звука и что надсаживание голоса на одной или на нескольких предельных нотах голосового диапазона только раздражает зрителя{13}.
Какой же вывод из приведенных мною примеров разного понимания силы звуков в речи? Вывод тот, что ее нужно искать не в «вольтаже», не в громкости и крике, а в голосовых повышениях и понижениях, то есть в интонации. Силу речи нужно еще искать в контрасте между высокими и низкими звуками или же в переходах от piano к forte и их взаимоотношениях.
……………………… 19… г.
— Вельяминова! Идите на сцену и прочтите нам что-нибудь! — приказал Аркадий Николаевич, начиная сегодняшний урок.
Она вошла на подмостки и объявила название произведения, которое собиралась читать:
— «Хороший человек».
— Не угодно ли! — воскликнул Торцов. — Два слова, и на каждом из них по ударению! Такое название ничего не определяет!
Разве вы не знаете, что речь с ударениями на каждом слове, равно как и речь без всякого ударения, ничего не означает?