Работа актера над собой
Шрифт:
– Не верю,- говорил ему Торцов.- Если бы это был живой ребенок, вы бы действовали целесообразнее и завернули бы его, хоть и плохо, но так, чтобы младенца не продувало со всех сторон, как теперь, а свет не мешал бы ему спать.
Шустов долго возился и в конце концов сделал огромны" и нелепый узел.
При этом Аркадий Николаевич, как и со мной, обращал внимание на всякую ничтожную ошибку в физических действиях, добиваясь в них подлинной органической правды и веры.
Наконец Шустов принялся укачивать новорожденного.
– Почему вы так
– Для того чтобы, с одной стороны, не видеть деревяшки, которая портит мне иллюзию, а с другой стороны, для того, чтобы свет "как будто бы" не бил в глаза младенцу,- ответил Паша.
– Прекрасно,- одобрил Аркадий Николаевич.- Вы правдой заслоняете ложь; заботой о глазах ребенка вы отвлеклись от того, чего вам не надо замечать.
Другими словами, вы перевели свое внимание от того, что вам мешает, на то, что вам помогает.
Это правильно и хорошо.
Но вот что мне непонятно,- продолжал через минуту Аркадий Николаевич.Вы так громко шипите и отчаянно трясете ребенка, что едва ли [это] помогает ему заснуть. Напротив. Вы будите его.
Во всяком подлинном действии должны быть большая последовательность, логика и осмысленность. Попробуйте действовать именно так. Это приблизит вас к правде и к вере в то, что вы делаете на сцене, тогда как нелогичные поступки удаляют вас от той и от другой.
Теперь, когда ребенок заснул, вам следует либо уложить его в кроватку, либо сесть спокойно на диван и держать его на руках.
Шустов устроился на диване с поленом в руках и самым серьезным образом старался не шелохнуться. Это было сделано так правдиво, что не вызвало смеха в зрительном зале.
– Почему у вас такой неудовлетворенный вид?
– спросил Торцов.- Вам кажется мало того, что вы сделали? Напрасно. Не смущайтесь этим. Пусть то, что вы сделали,- немного, но два "немного" уже больше;
а десять "немного" уже хорошо; а сто "немного" уже великолепно.
Когда на сцене выполняют со всей правдой даже самое простое действие и искренно верят в его подлинность - испытываешь радость,- говорил Аркадий Николаевич.
– Радость... тут... в чем?
– старался понять Умно-вых, запинаясь от волнения.
– Радость от физического ощущения правды, которую актер испытывает при этом на сцене, а зритель - в зале,- объяснил Аркадий Николаевич.
Если вы захотите сделать себе и мне удовольствие, выполните самое простое физическое действие, до конца и в полной мере оправданное. Это несравненно интереснее, чем актерский наигрыш страсти и насильственное выжимание из себя чувства.
Я чувствую из зрительного зала, что вам хорошо на сцене. Вы ощущаете и линию жизни человеческого тела и линию жизни человеческой души. Чего же вам больше для начала?
– Согласен, но это меня не волнует,- капризничал Шустов.
– Что ж удивительного, вы даже не потрудились узнать - кого, для чего вы пеленаете и укачиваете,- сказал Торцов.- Воспользуйтесь же вашим неподвижным
– Это подкидыш,- сразу точно прозрел Паша.- Его только что нашли у парадной двери "малолетков-ской квартиры".
– Вот видите,- обрадовался Аркадий Николаевич.- То, что раньше вам не давалось, теперь рождается само собой. Тогда вы не могли придумывать вымысла воображения, теперь же вам ничего не стоит оправдать уже существующую и ощущаемую "жизнь человеческого тела" создаваемой роли.
Таким образом, вы установили два магических если б.
Первое из них: если б полено было не деревяшкой, а живым ребенком.
Второе: если б этот ребенок был вам подкинут.
Есть, может быть, какие-нибудь условия или обстоятельства, которые затрудняют ваше положение?
– спросил Аркадий Николаевич.
– Да, есть, - вдруг понял Паша.
– Дело в том, что жены моей нет дома. Не могу же я без нее решать судьбу ребенка. Правда, у меня закрадывается мысль, не подкинуть ли его соседу, но, с одной стороны, как будто бы и жалко, а с другой, как будто бы и страшно. Ну, как меня застанут на месте преступления. Поди, доказывай, что не я отец, не я подкидыватель новорожденного, а что, наоборот, мне его подкинули.
– Да,- согласился Торцов.- Все это очень важные обстоятельства, которые осложняют поставленное вами магическое если б. Нет ли еще новых затруднений?
– допрашивал далее Аркадий Николаевич.
– Как же, есть, и очень важные,- все дальше и дальше последовательно вникал Паша в создавшееся положение.- Дело в том,- объяснял он,- что я ни^ когда не держал в руках новорожденных и самым искренним образом боюсь их. Они, как налимы, выскальзывают из рук. Правда, я сейчас решился и взял ребенка на руки, но теперь уж дрожу, как бы он не проснулся и не начал шевелиться и орать. Что подумают соседи?
Какие сплетни может породить появление новорожденного в доме?
Но самое неприятное, если с ним произойдет то, что так часто случается с новорожденными. Ведь я не имею представления о том, как в таких случаях поступают и где мне взять чистые пеленки и белье для смены.
– Да, да,- одобрял Аркадий Николаевич,- все это серьезные, хотя вместе с тем и смешные обстоятельства, которые необходимо учесть.
Тем не менее все это мелочь. Есть нечто гораздо более важное.
– Что же именно?
– насторожился Шустов.
– Известно ли вам,-торжественно объявил Торцов,- что пока вы старательно прикрывали личико ребенка углом скатерти, пока вы укачивали его, он задохся и умер?
Даже у меня, постороннего свидетеля и зрителя, екнуло сердце от такой неожиданности и произошел внутренний сдвиг. Не удивительно поэтому, что на Пашу, участника происходящего на сцене, эта неожиданность подействовала еще сильнее.