Работа актера над собой
Шрифт:
На этот раз объектом послужил мне бюст Толстого.
Перед памятником Гоголя я сел и тоже пробовал свою хватку. Мне хотелось ухватиться глазами за бронзовый монумент и взором потянуть его к себе так, чтобы он поднялся с кресла.
Но скоро заболели глаза от физического пяления их. Кроме того, в самый критический момент я встретился взглядом с одним знакомым, проходившим мимо.
– Вам не по себе?
– спросил он меня участливо.
– Да, ужасная мигрень,- сказал я, покраснев до корней волос и не зная, как выйти из положения.
"Такого напряжения никогда
.....................19......г.
На сегодняшнем уроке Аркадий Николаевич говорил:
– Если процессы лучеиспускания и лучевосприя-тия играют такую важную роль в сценическом общении, возникает вопрос: нельзя ли технически овладеть ими? Нельзя ли вызывать их в себе по произволу? Нет ли и в этой области какого-нибудь приема, своего манка, возбуждающего в нас невидимые процессы лучеиспускания и лучевосприятия, а через них усиливающего самое переживание?
Если нельзя идти от внутреннего к внешнему, то идут от внешнего к внутреннему. И в этом случае мы пользуемся органической связью между телом и душой. Сила этой связи так велика, что она воскрешает почти мертвых. В самом деле, утопленнику, без пульса и признаков жизни, придают определенные, установленные наукой положения и насильственно производят движения, заставляющие дыхательные органы механически вбирать в себя и выпускать из себя воздух. Этого достаточно, чтоб вызвать кровообращение, а за ним и привычную работу всех частей тела. При этом, по не-разъединимой связи с ним, оживает и сама "жизнь человеческого духа" почти умершего утопленника.
При искусственном возбуждении лучеиспускания и лучевосприятия на сцене пользуются тем же принципом: если внутреннее общение не возбуждается само собой - к нему подходят от внешнего,- объяснял дальше Торцов.- Эта помощь извне является манком, возбуждающим сначала процесс влучения и излучения, а потом и само переживание.
К счастью, как вы скоро увидите, новый манок поддается технической выработке.
Теперь я покажу вам, как пользоваться им.
Началось с того, что Аркадий Николаевич сел против меня и заставил придумать задачу, ее оправдывающий вымысел и общаться всем нажитым. Для этого мне разрешено было прибегать к помощи слов, мимики, жеста,- всего, что помогает общению. При этом Аркадий Николаевич просил прислушиваться к физическому ощущению исходящего и входящего токов влучения и излучения.
Подготовительная работа длилась долго, так как мне не удавалось уловить того, чего хотел от меня Торцов.
Когда же это удалось - общение наладилось. Аркадий Николаевич заставил меня интенсивно общаться словами и действиями и при этом прислушиваться к физическому ощущению. После этого он отнял у меня слова и действия и предложил продолжать общаться одними излучениями.
Однако, прежде чем наладить физические излучения и влучения сами для себя и сами по себе, пришлось также не мало повозиться. Когда же и это наладилось, Аркадий Николаевич спросил, как я себя чувствовал.
– Насосом, выкачивающим один воздух из пустого водоема,- сострил я.Было ощущение исходящего тока, главным образом из зрачков глаз и, пожалуй, из той части тела, которая была
– Продолжайте же физически и механически излучать в меня до тех пор, пока у вас хватит возможности,- приказал он.
Но ее хватило ненадолго, и скоро я бросил "бессмысленное занятие", как я его назвал.
– Разве вам не хотелось его осмыслить?
– спросил Аркадий Николаевич.Разве внутреннее чувство не просилось прийти к вам на помощь? Неужели эмоциональная память не пыталась подсунуть вам какое-нибудь случайное переживание, для того чтобы воспользоваться образовавшимся током физического излучения?
– допытывался Торцов.
– Если меня заставят во что бы то ни стало продлить механически физическое излучение, то будет трудно обойтись без помощи чего-то, осмысливающего мое действие. Другими словами, мне потребуется материал для излучения из себя или влучения в себя. Но где взять его?
– недоумевал я.
– Передайте мне хотя бы то, что вы сейчас чувствуете, то есть недоумение, беспомощность, или отыщите в себе другое чувство,- посоветовал Торцов.
Я так и сделал. Когда мне стало невмоготу продолжать бессмысленное физическое излучение, я постарался передать Торцову свою досаду и раздражение.
"Отстань ты от меня! Что ты пристал! Зачем ты меня мучаешь!" - точно говорили мои глаза.
– Как вы себя чувствовали?
– опять спросил Торцов.
– Насосом, которому подставили ушат с водой и которому было что выбрасывать вместо воздуха,- опять сострил я.
– Таким образом, ваше бессмысленное физическое излучение стало осмысленным и целесообразным,- заметил Аркадий Николаевич.
После повторения этих же упражнений он проделал то же и с лучевосприятием. Оно является тем же процессом, но в обратном направлении. Поэтому я не буду описывать его, а отмечу лишь один новый момент, который создался при моей пробе.
Дело в том, что прежде чем влучать в себя, мне необходимо было ощупать душу Торцова невидимыми щупальцами моих глаз и найти в ней то, что можно из нее влучать в себя.
Для этого пришлось внимательно вглядеться и, так сказать, вчувствоваться в то состояние, которое переживал тогда Аркадий Николаевич, а потом постараться создать с ним сцепку.
– Как видите, не так-то просто вызвать на сцене лучеиспускание и лучевосприятие техническим путем, когда оно не рождается само собой, интуитивно, как это бывает в жизни,- говорил Аркадий Николаевич.- Однако могу вас утешить тем, что на сцене, во время исполнения роли, этот процесс совершается значительно легче, чем при упражнении и на уроке.
Вот почему это происходит: сейчас надо было наскоро искать каких-то случайных чувств, чтобы ими поддержать процесс влучения и излучения, но на сцене тот же процесс будет происходить легче и проще. Так, к моменту публичного выступления все предлагаемые обстоятельства уже будут выяснены, все задачи уже окажутся найденными, а чувство созреет для роли и будет только ждать случая, чтобы проявиться и вырваться наружу. Достаточно дать незначительный толчок, и заготовленные для роли чувства сами польются беспрерывной струей.