Работа есть работа
Шрифт:
— А видел бы ты, кто принес заказ… — продолжил жирный грязнуля.
— Мне плевать, — отрезал я. — Береженого Хортал бережет.
— Ну, как знаешь, как знаешь. Идешь через улицу Белой Кобылы, минуешь квартал шорников, там будет такой беленький домик под красной черепицей… Уяснил?
— Продолжай.
— Охраны особой нет. Слуги спят внизу. Комната хозяина под самой крышей. Все ясно?
А то? Яснее не бывает.
Снова
Вот и белый домик — на верхнем этаже светится окошко. Гостя не ждут. Тем лучше.
Тихонечко вставляю отмычку в замок. Хорошая работа. Даже мне повозиться пришлось. Дальше проще. Охранник осовело моргает глазами спросонья. Выдуваю ему в лицо щепоть пыльцы та-кхума и ловлю мгновенно обмякшее тело. Если крепок здоровьем, к вечеру третьего дня оклыгает, нет — значит, не повезло бедняге. Как говорится, издержки профессии.
Дверь справа, очевидно, людская. Подпираю ее рогатой вешалкой для плащей — так надежнее. Теперь — наверх.
Слабый луч света выдает расположение кабинета.
Петли даже не скрипнули и это хорошо.
Сидящий за столом хозяин дома поднимает опухшие глаза и утыкается взглядом в мой самострел. Челюсть его отвисает.
Моя тоже.
Человек, которого мне заказали — Засоня.
Его пальцы тянутся к бронзовому колокольчику. Качаю головой неодобрительно. Тут бы и пустить отравленный для верности бельт ему между глаз, но удивление мое слишком велико.
— Музыкант, ты? — непослушными губами произносит Засоня.
Киваю. Что толку в словах?
— Ты… это… из-за…
Если бы он выговорил то, что хотел — «из-за выигрыша», все окончилось бы легко и просто. Как и должно было.
Он сдержался.
— Кто тебя нанял?
Если бы я знал?
Он засуетился. Странно видеть суету при полной неподвижности тела — благоразумие Засоне не изменило. Бегающие глазки, шевеление бровей и даже кончика носа.
— Я знаю! — восклицает он наконец. — Орден Василиска!
Очень даже может быть. Видно большая ты шишка, товарищ мой по игре.
— Прости, Засоня. Мне искренне жаль, что так вышло, — палец нащупывает изгиб спусковой скобы.
— Эй! Погоди! Отпусти меня!
— Нет. Работа есть работа.
«Пусть и нелюбимая», — добавляю мысленно.
— Я могу заплатить! Сколь…
Он осекается
Но, видно, утопающий готов за соломинку хвататься.
— Музыкант! Одна партия! Всего одна! Ты не можешь мне отказать.
— Нас же двое.
— Ничего. С болванчиком.
— Я на работе.
— Четыре этажа. Это быстро.
И правда, башня на четыре этажа строится после двух-трех сдач.
— Годится.
Пододвинув ногой кресло, я сажусь напротив него. Засоня демонстративно выставляет болванчика — канделябр в виде дракона — на центр стола.
— Сдавай, — командую, переложив самострел в левую руку.
Колода возникает, как по волшебству. В рукаве он ее держал, что ли?
Засоня сдает. Откидывает прикуп.
Ну, что ж, поглядим.
Вот так карта! Четыре дракона, к серебряному етун и единорог, не считая альва, к черни тоже кое-что имеется. Девятерная, верняк!
Позволяю себе усмехнуться:
— Ты проиграл, Засоня.
Что это он лыбится во весь рот?
— Нет, Музыкант. Проиграл ты.
Почему так занемели руки? Комната плывет…
Нажимаю на спуск. Бельт втыкается в спинку кресла, где мгновение назад сидел Засоня. А он хохочет во все горло, скаля гнилые лошадиные зубы.
— Ты пятый, Музыкант! Василиску нужно повозиться, чтобы взять меня. Скорей я ему в гнездо ласку пущу!
— Как?.. — хриплю, не узнавая своего голоса.
— Заклинание усыпления. Активизируется вот этим болванчиком.
Сзади топочут сапоги.
Засоня, презрительно поджав губы, распоряжается.
— Утопить во рву.
Меня долго тащат. Вначале коридорами, потом заснеженными улочками. Правильно. Сейчас зима. Нужно искать прорубь. Или вырубить самим, но этим мордоворотам, похоже, лень. Кстати, сколько их.
Двое? Всего-то?
Тонкое лезвие скользит из рукава в ладонь. Усыпление усыплением, а таких олухов я всяко одолею. Даже будучи при смерти.
Получайте, гады!
Глаз!
Горло!
Не пикнули.
На четвереньках ползу в ближний проулок. Ну, Засоня, держись. Пятый, говоришь? Погоди, дай отойти от твоих чар…
Думал ли я когда-нибудь, что полюблю свою работу?
июнь 2004