Работа над ошибками (Puzzle)
Шрифт:
— Ты понимаешь, что говоришь? — переспросил Алексей.
— Конечно. Если мы спрячемся, то потом нанесем врагу больший урон, напав неожиданно.
— Но тогда надо спрятаться всем троим и нападать неожиданно вместе! — почти закричал взволнованный Алексей. Спиридонов же, напротив, стоял и слушал молча, словно речь шла не о нем.
— На всех троих у нас нет защитных костюмов, — очень спокойно произнес Арну. — К тому же, Спиридонов, пойдя к хронистам, начнет с ними переговоры, узнает их требования, отвлечет их внимание...
— И станет еще одним заложником! — закончил, перебив ваклианина,
— Возможно, — кивнул, все так же хладнокровно, Аарнуу.
— А ведь он прав, Леха! — подал вдруг голос участковый. — Всем вместе нам нельзя атаковать этих “черных” — заложники могут пострадать. А так я поговорю с ними, поторгуюсь... Сориентируюсь хотя бы в ситуации, да и мужиков наших “прощупаю” на предмет душевного состояния. Но вам все же лучше не нападать “с кондачка”, дождитесь хотя бы Туунга с Кириллом. Может, они и в самом деле головастиков своих глиняных приведут.
— Големов, — машинально поправил Алексей.
— Да и мать их ети! — сердито сплюнул Спиридонов. — Главное сгоряча не лезьте! Смотрите тоже по обстоятельствам! А то и не сделаете ничего путного, и людей положите! Давайте, уходите потихоньку! “Фонарики” все заберите, чтобы “хроникам” этим не достались! Там в гараже сумка есть большая... Где, кстати, думаете сами спрятаться?
— А вот этого мы вам, Иван Валентинович, не скажем! — покачал головой Арну. — Жители “серого мира” очень хорошо умеют читать мысли!
— Да, конечно, я забыл, — махнул рукой Спиридонов. — Ладно, бегите скорей, а то сейчас они придут сюда! Уже вроде бы посматривают... Давайте-ка я пойду сам к ним быстрее. — И участковый решительно направился к калитке.
Алексей все еще стоял, оторопело соображая, правильно ли они поступают, когда Арну потянул его за рукав:
— Ну, что застыл? Пошли!
Глава 16
Подпольщики собрались в большом полутемном цехе заброшенного завода. Ржавые скелеты станков и механизмов покрывал толстый слой слежавшейся пыли. Завод не работал уже больше десятка лет, и сейчас уже мало кто помнил, что же он когда-то производил. Да это и не важно было сейчас.
Собралось «человек» сорок. Все стояли молча, поскольку “разговор” велся мысленно. Вообще, подпольщики старались производить как можно меньше шума, чтобы не привлечь внимания “черных патрулей”. Если бы кто-нибудь заглянул в этот момент в заброшенный цех, перед ним открылась бы поистине странная картина: сорок застывших, словно статуи, фигур посреди ржавого, грязного и пыльного железа. Как восставшие из могил мертвецы. Тем более, что лица в неверном свете из запыленных до полной непрозрачности окон казались тоже мертвенно серыми, как и все вокруг.
Выступал Пакер. Он рассказал собравшимся о возвращении Лекера, коснувшись и его вынужденного предательства. Но Пакер сделал это очень осторожно, пояснив всю подоплеку поступка и его вынужденность. К тому же, объяснил Пакер, Лекер не принес организации никакого вреда, да и сообщил о случившемся сам, сугубо добровольно. Пакер в своем выступлении обставил все так дипломатично и аккуратно, что ни о каком
Произнеся речь столь гладко, что никто из собравшихся и не подумал осуждать Лекера, Пакер передал слово самому “виновнику”, с тем, чтобы он рассказал всем о том, что видел и знает.
Лекер, окрыленный сброшенным с сердца грузом, во всех красках разрисовал свои приключения — разумеется, выбрасывая лишнее, то, что касалось его лично. В заключение, Лекер “разошелся” настолько, что призвал к свержению Сетера и власти хронистов.
— Настал момент, — говорил он, по-ленински выбросив правую руку вперед, — когда мы имеем реальнейшую возможность сбросить с себя гнет проклятого режима временщиков! Вчера было еще рано, завтра может быть поздно! Что мы имеем на сегодня? Мы имеем ядро, — Лекер обвел вытянутой рукой над головами собравшихся, — той реальной силы, вокруг которого готовы сплотиться все прогрессивные слои нашего общества. Сколько нас, ненавидящих власть Сетера? Сто? Двести? Триста? Может быть, тысяча, или даже больше? А сколько в наличии “черных патрулей” у Сетера, учитывая, что часть их отправилась завоевывать чужие территории? Сколько? Кто знает?
— Ушла почти пятая часть, человек пятьдесят, — ответил кто-то. — Примерно двести осталось.
— Из них почти половина — деморализована изменениями в мире, часть — начала сомневаться в Сетере и его идеологии, ведь время вновь стало нормальным! — “послышался” еще чей-то “голос”.
— Вот видите! — радостно потер руки Лекер. — Нам противостоит всего-то жалкая кучка солдат — от силы человек в сто!
— А сам Сетер? — “раздалось” в цехе.
— А что Сетер? Он что, особенный? Состоит не из такого же мяса, костей и крови, что и остальные? Прижмем его так, что кишки из задницы полезут! — ликуя, завопил Лекер.
Подпольщики недоуменно “загалдели”. Раздались недоуменные реплики:
— Чем мы будем его так прижимать?
— Зачем нам его кишки?
— Даже при большом давлении на тело — вряд ли кишки полезут через задний проход...
Лекер начал хохотать. Сначала сдерживаясь, а затем, не выдержав, в полную силу. Он согнулся пополам от раздирающего его смеха, схватившись руками за живот и покачиваясь.
— Что с ним? — изумленно закрутили головами подпольщики. — Ему плохо? Нужен врач!
— Да... да... не... не... н-н-нужен... ха-ха-ха!.. мне врач! — попытался запротестовать Лекер, но зашелся в хохоте с еще пущей силой. — Я... я... ха-ха-ха! с-с-сам... в-врач... ха-ха-ха!!!
На выручку другу пришел Пакер, вспомнив о том, что Лекер рассказал ему накануне о чувстве юмора:
— Лекер не болен! Правда, находясь на чужих землях, он заразился чем-то похожим на болезнь, так называемым “чувством юмора”. Он убежден, что это чувство — бесподобно! Похоже, ваши слова просто рассмешили Лекера, вот и все.