Работа над ошибками

Клюшина Инесса

Не разбередила ли ему какие раны? Вот дура. Рассказала о своей маленькой боли, а человек ведь и воевал, и страшного видел уж побольше меня. Впервые я вдруг осознаю, что у благополучного красавца Стаса, удачливого бизнесмена Стаса, мечты всех окрестных женщин, могут быть скрыты глубоко внутри и свои потери, о которых вряд ли кому расскажет. Не все напоказ, ага. Мы же сильные и мужественные, нам не по чину такое. Барышни, как можно?

Или просто рассказать-то некому, решаю я, когда Стас все-таки заводит мотор. Ну не будет эта прелестная ундина

с аквамариновыми глазами слушать про то, как Стасу нелегко было. Извините, но не представляю я этого. Конечно, бывают фантастически красивые женщины еще и добрыми, и понимающими, но не в случае этого высокомерного личика.

Еще вариант, что такое вообще рассказывать не нужно. Стасу так легче. Без комментариев.

Или рассказать есть кому. Друзья там с рукопашки, приятели… Опять же, а вдруг еще есть девушка какая? Кроме Алиски.

Противно так, будто только что ударила сама себя прямиком в солнечное сплетение.

А если и правда есть? Ладно, с Алиской мы смирились. Худо-бедно. Но с другими будет сложнее…

Совсем ненормальная. Пить надо меньше. Еще и ревнуешь Стаса. А кто ты ему? Собутыльница по шахматам, и все. И никак иначе.

Потихоньку давлю грустный вздох. Ничего, сейчас вспомню еще что-нибудь из Бродского…

— Ладно, не переживай, — Стас трактует мой вздох по-своему, — будет и на твоей улице солнышко. Все наладится, Вероник.

«Как жаль, что тем, чем стало для меня твое существование, не стало мое существованье для тебя».

Бродский навсегда. Вероника, заканчивай уже свою лирику! Не доведет до добра.

— А у меня и так все в порядке. Конечно, без Андрейчика было бы еще лучше, и я бы не была пьяной, но и тут есть свои плюсы. Может, иногда позволять себе такое, а?

— Даже не думай. Ненавижу пьяных женщин, — морщится Стас и всем своим видом выражает пренебрежение. Все как обычно: его руки на руле, покрытые мелкими шрамиками, уверенно направляют большую машину… Стас особо не гоняет, он всегда спокоен и уравновешен за рулем. Сильные не торопятся и не суетятся.

— Ой, испугал! Мне от твоей ненависти толку-то…

Быстрый взгляд Стаса.

— Я тебе больше никогда не налью ничего крепче кефира, Вероник. И тебе не советую пить вообще. Не твое это.

— Сам подпаиваешь, а потом жалуешься, — ворчу под нос, хотя и сама такого же мнения.

— Этот раз был последним.

— Заливай.

— Так учителя не говорят, — пытается воззвать к моему разуму Стас. Но, как говорят классики, «Остапа несло».

— А я сейчас и не учитель, — заявляю гордо, стягиваю шапку и снимаю с волос заколку. Ничем не скрепленные волосы падают на плечи. Чуть встряхиваю головой, и прядки уже свободно разметались по плечам, чуть завиваясь на концах. Стас косится.

— Ну как, Стасик, похожа на училку сейчас?

— На непричесанную училку. Шапку надень, забудешь в машине, а день холодный, — Стас останавливает машину недалеко от моего подъезда.

— Фу-у, какой скучный, — надеваю шапку и тянусь на заднее сиденье

за сумками. Подавать мне их, естественное дело, никто не собирается, как и открывать дверь машины. Соперники по шахматам все делают сами, мы это давно выучили. В процессе такого фокуса с задним сидением в салоне джипа шапка налезает мне на глаза, прядки лезут туда же. Захватываю сумки и неуклюже сажусь обратно на переднее сиденье. Моя рука тянется к голове, чтобы вернуть шапку на место и заправить под нее мешающие пряди, но Стас опережает меня. Его руки осторожно поправляют шапку, и также осторожно, почти нежно, заправляют мои волосы. Застываю на сидении и похожу, наверно, на кролика, увидевшего удава.

Странно заправляет как-то. Слишком долго его пальцы задерживаются на моих волосах и засовывают их под шапку. Не умеет, что ли? Я заплести косу, закрепить заколкой, одеть на все это шапку и о чем-нибудь поговорить бы за это время успела. Но вместо того, чтобы посмеяться над неловкостью Стаса, покорно жду. Смотрю и не могу оторвать взгляд от глаз, которые никогда на меня не посмотрят с любовью. А сейчас он смотрит на волосы, которые заправляет. Лицо сосредоточенное — контролирует процесс. А глаза…

А глаза Стаса вообще странные. Печальные такие, будто это не ко мне — к нему подошел старый приятель и попытался плюнуть в душу.

Я готова сидеть еще час в джипе Стаса и чувствовать, как его пальцы касаются головы — немного грубовато и в то же время так интимно бережно. Чуть не закрываю глаза от удовольствия. Можно пускать салюты и взрывать петарды: меня коснулся Мужчина Мечты. Андрейчик, если я тебя еще раз встречу, то расцелую обязательно. Вот ей-богу…

— Ну давай, дорогая, не грусти, — говорит Стас, заканчивая с моими волосами, и проводит тыльной стороной ладони по щеке.

— Да, — обалдеваю вконец и даже слов не нахожу для ответа. Не задумываясь, привычно открываю дверь машины и выхожу.

— Позвоню, — говорит на прощанье Стас. Он вновь, как всегда, немногословен и собран.

— Звони.

Жужик встречает меня у дверей приветственным лаем. И сразу же несет мне поводок. Сам научился.

Выхожу на улицу с собакой и вижу, что Стас еще не уехал. Машу ему рукой и отвожу Жужика от мест, где летом растут цветы. Стас машет мне в ответ и уезжает, оставляя наедине со всеми мечтами и переживаниями. Жужик, спущенный с поводка, радостно носится по опавшей листве.

Проходит минут пятнадцать. Пора домой. Пес нагулялся, дела все сделал и кружит недалеко от меня. Ждет, когда позову домой. Да, Жужик. Холодно, холодно…

Прицепляю карабинчик поводка к ошейнику.

— Вероника Васильевна, здравствуйте! — оборачиваюсь на крик. Это кричит мне, высунувшись из окна какой-то иномарки, Марк. А за рулем сидит отец. Вот вам и бедные медики из Питера.

Машина останавливается, Марк чуть не выскакивает из окна машины, но все-таки использует дверь для выхода. Подбегает ко мне, но встает на почтительном расстоянии от Жужика.