Работа над ошибками
Шрифт:
Я расположилась на привычном месте. Прозвенел звонок. Агата и Артур вошли. Я покосилась на Клима. Лицо у него побелело. Агата с равнодушным видом дошла до нашей парты и опустилась рядом со мной.
Естественно, при этом мы не обменялись ни словом. Агата прикидывалась, будто вообще меня не замечает. Я отвечала ей тем же.
В самом начале второй перемены ко мне подошел Сидоров. Глядя в сторону, он украдкой сунул мне в руку бумажку и смылся. Развернув ее, я прочла: «Адаскина! На первой большой перемене приходи на первый этаж. Жду тебя возле часов. Есть важный разговор.
Час от часу не легче. Что еще, интересно, этот Т.С. задумал? Хотя, если он просит прийти без Агаты, то скорее всего хочет встретиться со мной по поручению Клима. «Прийти без Агаты! — пронеслось у меня в голове. — Да я бы теперь даже на аркане не смогла бы ее за собой притащить». Но, может, Клим вообще ни при чем и у Сидорова возник какой-то другой вопрос жизни и смерти? Тогда почему он хочет скрыть наш разговор от Агаты?
Словом, я решила пойти. Во-первых, все-таки интересно, а во-вторых, хоть какое-то дело появится на третьей перемене. Между прочим, ни на первой, ни на второй перемене Артур больше к Агате не подходил. И ко мне — тоже. И к Митичкиной. От нее не отлипала Галька Попова, и, косясь на меня, они бурно перешептывались. Кажется, уже просекли, что мы с Агатой поссорились.
На следующем уроке Сидоров несколько раз ко мне оборачивался и вопросительно поднимал брови. Видимо, его интересовало, приду я или нет. Однако я полностью его игнорировала. Пусть помучается. И он, похоже, действительно мучился. Во всяком случае, ерзал и вертелся. А так как у нас в это время была физика, Ника с садистским удовольствием принялся делать ему замечания. Однако Тимур так и не смог успокоиться. Тогда Ника выставил его в коридор. Почти уверена: на следующей физике он обязательно его вызовет, задолбает дополнительными вопросами и вкатит «пару» карандашом в журнал. По словам Ники, это «неудовлетворительная оценка с возможностью исправления».
Тимка уже несколько раз таким образом исправлял. То есть оставался после уроков и до посинения сдавал Нике зачет по всем темам за последний месяц. Так что я теперь ему не завидую. Но я вообще ему не завидую.
Вернувшись после звонка в кабинет физики за вещами, Тимур, увидав, что Агата уже направляется к двери, приблизился к моей парте.
— Адаскина, я жду.
Мне не хотелось ничего ему отвечать. Тем более что на нас с любопытством взирал Серега Винокуров.
— Да ты, Адаскина, не бойся, — прошептал Сидоров. — Свою фотографию предлагать не буду.
И, коротко хохотнув, он унесся в коридор.
Чуть-чуть подождав, я отправилась на первый этаж.
Сидоров, стоя под настенными часами, изображал из себя разведчика на явке. Делая вид, будто читает учебник, он то и дело исподлобья обшаривал взглядом окрестности. Завидев меня, он сделал вид, будто окончательно увлекся учебником. Когда же я подошла вплотную, этот великий конспиратор, резко захлопнув учебник по экологии, краем рта произнес:
— Следуй за мной.
Ну
— Ну, и чего тебе? — посмотрела я на него.
— Только ты, Адаскина, пожалуйста, чего не подумай, — процедил он сквозь зубы.
— А чего я должна подумать? — не дошло до меня.
— Мое дело предупредить. Проехали, — отмахнулся он.
Тоже Мне, Рихард Зорге в Японии на задании!
— Это все? — уставилась я на него. — Можно идти?
— Нельзя, — отрезал мне путь к отступлению Сидоров. — Я еще ничего не сказал.
— Тогда говори скорее, — потребовала я и с опаской огляделась. Не хватает еще, чтобы нас кто-нибудь засек вдвоем с ним в этом укромном местечке. То-то радости людям будет!
— В общем, Адаскина, я тебя предупредил: меня это лично не волнует. Можно сказать, мне такие приколы до фени.
— Сидоров, ближе к делу, — по-прежнему ничего не понимая, поторопила я. — Что тебе до фени?
— Все до фени, — решительно заявил этот дурак.
— Слушай, а я тут при чем? — спросила я.
— Да, наверное, ни при чем, — помявшись, промямлил Тимур. — Тут... это... такое дело! Только ты не подумай! Мне все равно.
— Сидоров, я ничего не думаю. У меня уже от тебя заворот мозгов, — простонала я.
— У этой... Дольниковой там серьезно? — запинаясь и краснея, осведомился он.
— Что серьезно? — я сделала каменную физиономию.
— Ну-у... Они общаются? — последовал новый вопрос, который, судя по виду Сидорова, дался ему с не меньшим трудом, чем прежние.
— Они? — прикинулась я дурочкой. Вопрос был крайне мне неприятен. Поэтому я решила: пусть и он помучается.
— Ну, Дольникова и новенький, — он пнул со всей силы стену носком ботинка и сморщился от боли.
— Сидоров, ногу сломаешь. Общаются, — выдохнула я.
— И? — усиленно глядя в сторону, спросил он. — Ну, серьезно или нет? — Сидоров по-прежнему прятал от меня глаза.
— Тебе-то что за печаль? — уже едва сдерживалась я.
— Да говорю ведь тебе: никакой, — несколько оживился он. — Это все Круглый. Ему... существенно.
— Вот пусть у Агаты и спросит, — посоветовала я.
— Адаскина, — по лицу Тимура заходили желваки, — тебе трудно ответить?
— Нетрудно, но я не знаю, — мне даже не пришлось врать. Я ведь и впрямь ничего толком не знала.
— Адаскина, я не верю тебе, — начал Сидоров и вдруг, резко повернув голову, уставился мне прямо в глаза. У него тут же вырвался недоуменный вопрос: — Зойка, вы что, поругались?
У меня против воли защипало в носу, а к горлу подкатил ком. И не в силах произнести ни звука, я лишь кивнула.
— Ой, ну дела-а, — в свою очередь растерялся Сидоров. — А мы так на тебя надеялись.
— В смысле? — шмыгнула носом я.
К счастью, слезы у меня, вместо глаз, вылились куда-то в нос. Не хватало еще перед Сидоровым разреветься. Но обошлось.