Работы Фрейда по технике психоанализа.

Лакан Жак

Ну, а мы, в ожидании этого события, рассмотрим случай, который он предлагает нам, чтобы выставить в выгодном свете то изящество, с которым ему удалось с ним, можно сказать, справиться, благодаря тем принципам, умелое применение которых продемонстрировано его решающим вмешательством; среди принципов этих и апеллирование к "собственному я" субъекта, и "поверхностный" подход, и опора на реальность, и tuttiquanti.

" Опубликована в "The psychoanalitic quarterly", v. XX, № 1, январь.

Итак, к нему обращается субъект, ранее проходивший анализ у другого аналитика. Субъект этот испытывает серьезные неприятности в своей профессиональной деятельности — деятельности интеллектуальной

и по характеру своему, надо полагать, не столь уж далекой от нашей. О чем можно заключить из того, что, занимая хорошую академическую должность, анализируемый не сумел продвинуться выше по служебной лестнице в связи с невозможностью опубликовать свои научные работы. Препятствием тому служило ощущаемое им навязчивое побуждение к заимствованию чужих идей, т. е. одержимость плагиатом — точнее, совершением плагиата. В данный момент, уже после первого анализа, который принес ему было некоторое практическое облегчение, жизнь его тяготеет к одному блестящему scholar., заимствований у которого он вновь и вновь мучительно пытается избежать. Но как бы то ни было, работа его готова выйти в свет.

Но вот в один прекрасный день он является на сеанс с видом триумфатора. Доказательство у него в руках: он только что видел в библиотеке книгу, в которой все его идеи уже высказаны. Можно уверенно сказать, что он не пользовался этой книгой, так как обнаружил ее недавно. И тем не менее он теперь плагиатор поневоле. Аналитик (женщина) снявшая с него (как выражаемся мы на нашем сленге) первый слой, была права, говоря ему что-то вроде "кто однажды украл, украдет еще раз", ибо еще подростком он не упускал случая стянуть книжку или сладости.

И тут, вооруженный своими научными познаниями вкупе с решимостью и полный желания позволить нам оценить их по достоинству (боюсь, что оценки наши не будут его желанию полностью соответствовать), Эрнст Крис берет дело в свои руки. Он просит взглянуть на пресловутую книгу. Он прочитывает ее. Он обнаруживает, что на самом деле в ней нет ничего похожего на то, что вычитал в ней субъект. Именно субъект приписал автору книги все то, что он хотел сказать сам.

С этого момента, говорит нам Крис, вопрос встал совсем подругому. Вскоре обнаруживается, что уважаемый коллега присвоил, уже вторичным образом, идеи субъекта, перекроил их на свой вкус и изложил в своей работе, на него не ссылаясь. И вот эти-то идеи субъект, не признав своего, и опасался у него заимствовать.

Итак, встает заря нового понимания. Но если я скажу, что занимается она от душевной щедрости самого Криса, то это вряд ли ему понравится. С серьезностью, которую пословица приписывает Римскому папе, он мне ответит, что просто-напросто следовал известному великому принципу: начинать решение проблемы с того, что лежит на поверхности. С тем же успехом можно сказать, что он начинает с того, что к делу не относится и что в подходе его к материи столь деликатной, как факт плагиата, проскальзывает некое безотчетное донкихотство.

Придание намерению противоположного смысла, урок которого мы взяли сегодня у Фрейда заново, к чему-то, разумеется, ведет, но совсем не обязательно к объективности. Нет сомнения, что если отвлечь внимание прекрасной души от мировой несправедливости, против которой она бунтует, и указать ей на ту роль, которую она в этой несправедливости играет сама, то это пройдет для нее не без пользы. Но это не значит, что противоположное обязательно будет истинным, и если кто-то обвиняет себя в дурных намерениях, то это еще не дает нам достаточных оснований убеждать его, что он ни в чем не виновен.

И все же перед нами прекрасный случай обратить

внимание на то, что если существует по крайней мере один предрассудок, от которого психоанализ должен был бы, по идее, психоаналитика избавить, то это предрассудок интеллектуальной собственности. Человеку, по стопам которого мы сейчас следуем, это помогло бы разглядеть в том, каким образом понимал ее пациент, себя самого.

И коли уж преодолен барьер запрета — скорее воображаемого, нежели реального — не позволяющего аналитику делать заключения на фактическом основании, почему бы не заметить, что само содержание идей, о котором идет здесь тяжба, тоже далеко не безразлично, и игнорировать его значит не покидать области абстракций.

Одним словом, то, как сказывается это внутреннее торможение на призвании субъекта, не следует, наверное, оставлять без внимания — при всем том, что его профессиональные последствия представляются, очевидно, более значительными в обусловленной культурой перспективе успеха.

Ибо если в изложении принципов интерпретации, которых держится психоанализ, вернувшийся отныне в лоно ego-psychology, я мог отметить у автора некоторую сдержанность, то при комментировании случая он нам никаких поблажек не делает.

Радуясь попутно совпадениям, которые он почитает счастливыми, с формулами почтенного г-на Бибринга, Крис излагает нам свой метод в следующих выражениях: "Речь идет о том, чтобы в течение подготовительного периода (sic) установить patterns поведения субъекта в прошлом и настоящем (ср. стр. 24). Первым делом следует обратить внимание на отношение к чужим идеям — будь то критика или восхищение, — а затем на отношение этих идей к собственным идеям пациента". Извините, что вынужден следовать тексту шаг за шагом, но мне важно, чтобы относительно мыслей автора никаких сомнений не оставалось. "Когда это проделано, предстоит провести самое детальное сравнение творческой продукции самого пациента с работами его коллег. И только затем искажения, выразившиеся в приписывании другим собственных идей, могут быть проанализированы, а механизм "долга и наличности" сделан сознательным.

Один из блаженной памяти учителей моей юности (чьей мысли, однако, я далеко не до конца оказался верен) однажды очень удачно назвал то, о чем нам здесь говорят, "бухгалтерией". Конечно, в том, чтобы сделать навязчивый симптом сознательным, ничего предосудительного нет, но совсем другое дело состряпать этот символ самому.

С абстрактной точки зрения мне не кажется, что анализ этот — описательный, уточняют нам — принципиально отличается от подхода, которому, насколько это нам известно, следовал первый аналитик этого пациента. Автор ведь не делает секрета из того, что аналитиком этим была мадам Мелитта Шмидеберг, когда цитирует фразу из комментария к этому случаю, который был, по его словам, ею опубликован: "Пациент, который в подростковом возрасте от случая к случаю воровал… сохранил впоследствии склонность к плагиату… Отсюда, поскольку активность была связано для него с воровством, попытка совершения плагиата в науке, и т. д."

Мы не можем проверить, действительно ли вклад в анализ автора этой фразы ею исчерпывается, так как часть аналитической литературы оказалась в наши дни чрезвычайно труднодоступна."

Но зато куда лучше понимаем мы пафос, с которым автор, чей текст мы держим в руках, в заключение провозглашает: "Теперь можно сравнить два типа аналитического подхода".

Ибо по мере того, как он уточняет, в чем состоит его собственный, становится ясно, что анализируя patterns поведения субъекта он пытается, собственно говоря, вписать это поведение Bpattems аналитика.